Вокруг света на «Полонезе»

На берегу стояла толпа людей — знакомые и незнакомые яхтсмены, представители прессы и телевидения, болельщики. Все смотрели, как «Полонез» разворачивается, набирая скорость. Но, вероятно, ни один из них не считал уходящих секунд, кроме меня. Стукнет или не стукнет? Камни стремительно приближались. Мне уже слышался резкий удар и скрежет балласта по дну, виделась накрененная на бок яхта, неожиданно застопоренная. Между тем скорость все увеличивалась, и руль начал действовать лучше. Я уже мчался вдоль берега в сторону скалистого мыса. Отдав руль, а возобновил маневр. «Полонез», послушный каждому движению руля, пошел в крутой разворот в момент, когда паруса перекинулись при повороте на другую сторону. Мыс отодвинулся на расстояние двух длин яхты. Я быстро выбрал шкоты и установил подруливающее устройство на нужный курс. Только после этого отер пот со лба и оглянулся — помахать рукой на прощание. Но причал был уже далеко, и разглядеть кого-либо стало почти невозможно.

Быстро плыть по заливу Санди под защитой мыса было удовольствием. Но миновав его, «Полонез» выскочил на сильно взволнованный Дервент Ривер, вдоль которого дул холодный ветер. Волны сразу забрызгали палубу и нижнюю часть парусов, не говоря уже обо мне. Надев штормовую одежду, я отправился в трудное плавание против ветра.

Залив Сторм славится штормовой погодой, и ветер, которым он меня встретил, вполне оправдывал его название. На сравнительно мелкой воде дыбились короткие и крутые волны, кидавшие яхту во все стороны, что было очень неприятно. Теперь я шел одним галсом в сторону грозного островка Тасман-Айленд. В Хобарте меня предупреждали, что от него лучше держаться подальше. Возле этого острова с высокими берегами образуются водовороты, а ветры достигают здесь ураганной силы и дуют с разных сторон. Кроме того, как сказал мне архитектор и яхтсмен Лех Куля, живущий постоянно в Хобарте, именно Тасман-Айленд является рубежом плохой погоды, идущей от Антарктиды.

«Раз ты за винкелем (углом), ты — в безопасности», — гласит местная пословица. Хотя всем мореплавателям это известно, ни в лоциях, ни в атласах никакой информации не дается. Но мне и не нужно было знать больше. Я решил держаться подальше.

Ветер усилился еще, и плавание становилось слишком острым. Спустив грот, я привязывал полотнище на гике, когда сбоку ударила крутая волна. Я не видал ее, да и не думал, что в такую погоду требуется особое внимание. Однако я глубоко заблуждался. Яхта неожиданно легла бортом на воду, и палуба, превратившись в вертикальную стенку, убежала у меня из-под ног. Мне было не удержаться на мокром и скользком бревне, и я сорвался в воду, словно созревший плод. Это было очень глупо. Мне кажется, что точно так же должен чувствовать себя жокей, вдруг вылетевший из седла на ровной дорожке.

«Полонез» сразу же вернулся в нормальное положение, а вместе с ним и я, сидевший на краю палубы. Меня спасла стойка релинга, ушедшая в тот момент под воду. На таких стойках крепятся два стальных тросика, образующих иллюзорный барьерчик по краю палубы. Если бы я попал между стойками, то наверняка бы пролетел и между тросиками. А так я только больно стукнулся коленкой, чем остался даже доволен.

Промокнув до нитки, я спустился вниз, чтобы переодеться и немного согреться. И решил, что стучать зубами от страха буду не сейчас, а потом во время плавания через Тасманово море и Тихий океан.

К берегам Антарктиды

С полудня штормит — Тасманово море показывает свои белые клыки. Ветер срывает с волн пенистые гребни и уносит их, наполнив воздухом. Волны ударяют в яхту мягко, и только мачта дрожит от вибрации штормового паруса. Дует с севера, а я пытаюсь плыть на юго-восток, в сторону острова Стьюарт, — к южному мысу Новой Зеландии. Я лежу на койке и стараюсь не слушать мрачного завывания ветра, хотя это трудно. Наверху работы для меня нет, пока снова что-нибудь не «откажет». И я лежу, потому что на койке легче всего удержаться, в чем мне пришлось скоро убедиться снова.