Вокруг света по меридиану

Последовал непредвиденный побочный эффект. Экспедиции удалось пересечь Антарктиду за шестьдесят шесть суток и пройти Северо-западным проходом за четыре недели, и все это не вызвало даже ряби на поверхности потока прессы в Британии либо где-то еще. А тут совсем неожиданно страницы газет и телевизионные экраны во всем мире запестрели сообщениями: «ПОЖАР НА ПОЛЯРНОЙ БАЗЕ», «ПОЛЯРНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В ОГНЕ». После той ночи с пожаром любое наше действие (а раза два писали даже о том, что мы не предпринимали) становилось сенсационной новостью, которая передавалась из Лондона в Сидней, из Кейптауна в Ванкувер и так далее.

Однако там, на льду, нам пришлось задуматься совсем о другом, когда Джинни сообщила, что все — результат утомительного сотрудничества со спонсорами и проверки снаряжения, — все сгорело.

Уже через час, после приблизительной оценки потерь, Джинни начала действовать. После долгих усилий, так как в период возвращения солнца радиосвязь всегда ухудшается, она отправила радиограмму в Лондон Дэвиду Мейсону. Тот собирался вылететь в Алерт на той неделе, чтобы стать нашим резервным человеком № 1 и присматривать за альтернативной, свободной от туманов взлетно-посадочной полосой в Танкуэри-фьорде. Теперь же ему пришлось задержаться на время, потребное для приобретения замены нашему погибшему снаряжению. Принц Чарльз прислал телеграмму соболезнования, то же самое сделала команда «Бенджи Би».

У нас на льду осталось продовольствия на восемь суток, но мы постарались сделать вид, что в Алерте ничего не произошло, и сосредоточить все усилия на сиюминутных проблемах: преодолении «врукопашную» очередных километров, а если быть совсем точным — всего нескольких болезненных метров. Сопротивляемость наших организмов снижалась незаметно изо дня в день, начал сказываться эффект воздействия непрерывных холодов, и наша скорость стала падать. Хуже всего было пробивание трассы, когда даже снегоступы проваливались в рыхлый снег на ледяных полях или в глубокие ямы-западни, скрывающиеся между льдинами. У меня ныли ноги, а геморрой мешал наслаждаться жизнью. Мы ежедневно растирали в кровь плечи от постоянной буксировки нарт. Мой нос, который вот уже две недели как воспалился у ноздрей, стал уязвим для мороза и в переносице. Она тоже лишилась кожного покрова и кровоточила, потому что грубая замерзшая лицевая маска растирала ее.

Как и в 1977 году, нам так и не удалось окончательно разрешить проблему лицевых масок. Тяжелое, прерывистое дыхание и непроизвольное капание из носа и изо рта вызывало образование льда на шее, к которой примерзала борода. Я даже не мог подтереть толком нос, потому что до него лучше было не дотрагиваться.

По ночам мы развешивали покрытые льдом, словно броней, лицевые маски над примусом, и они впитывали в себя пары приготовляемой пищи. Таким образом каждый день мы тащились вперед, вдыхая ароматы вчерашнего ужина. Это действовало на нервы, потому что обычно мы не ели весь день, ведь пропихивать пищу через маленькое отверстие для рта на наших масках было невозможно. Мы вообще неохотно снимали маски, когда они примерзали в «штатное положение». Старания надеть снятую замерзшую маску после подтирки соплей или попытки защитить нос, лоб или щеки обычно кончались неудачей. Итак, в дневное время мы даже не пытались заморить червячка.

Крупные неприятности тоже не обходили нас стороной. Если говорить в целом, полярное путешествие может быть приятным, если бы человеку не нужно было дышать. Если уютно устроиться в спальном мешке, завязав поплотней завязки над головой, то от дыхания образуется толстый ободок инея вокруг головы. Иней попадает на шею, лицо или лезет в уши. Если же поступить чуточку иначе и оставить небольшое отверстие для того, чтобы выставить наружу нос или рот, тогда, как только температура воздуха падает до — 40 °C, начинает страдать нос (что и происходит, как только тепло от примуса улетучивается).

К 7 марта (в тот день мне исполнилось тридцать восемь) мы жили на льду и вот уже три недели тащили за собой нарты при температурах значительно ниже тех, которые применяются при «глубокой заморозке», да еще с ветром сильнее пятнадцати узлов (7–8 м/сек). Теперь мы оба знали, почему люди не осмеливаются путешествовать по льду в этих широтах до наступления марта. Эти обстоятельства отняли у нас много, может быть, даже слишком много.

Чарли так отозвался о тех днях: