Он старательно ласкал её, почти не опускаясь дальше. Только пальцы Рона пробрались ниже, к всё ещё плотно сжатому входу.
Потом он чуть подтолкнул девушку, запрокидывая ноги Жозефины себе за плечи, и принялся ласкать губами, то и дело срывая сладкие стоны – Баттлер отлично знал, что эти несложные касания языка сводят Жозефину с ума.
Жозефина стонала и извивалась, и старалась подставиться ещё сильнее, пока Баттлер не оборвал сладкую пытку поцелуем в самую розовую расщелинку.
Он привстал и со всего маху вошёл в Жозефину. Та тут же задергалась, добиваясь чего-то. В их первые разы Баттлер думал, что Жозефина так сопротивляется, а потом понял – она не сопротивлялась никогда, лишь старалась сильнее податься навстречу, притиснуться вплотную. И сейчас её видимо не устраивало то, что контакт их тел был слишком мал, и Жозефина не чувствовала того тепла, которое они дарили друг другу помимо обычного наслаждения.
Рон тут же позволил ей опустить ноги и, повернув вдоль постели, сам устроился между её едва разведённых бёдер, наваливаясь на неё всем телом, так что Жозефине стало трудно дышать.
– Я люблю тебя… – прошептал Баттлер, плавно и медленно вгоняя себя в теплое податливое тело.
Жозефина вытянулась под ним, сжимая бёдра Рона своими. Закользила руками по спине Баттлера – не сильно, но беззастенчиво.
Баттлер наклонился, целуя приоткрытые губы, и долго мучил их, пока пальцы Жозефины не спустились на его ягодицы, не впились в них со всей силы, вгоняя Баттлера глубже.
Оба выдохнули, прогибаясь навстречу друг другу.
Баттлер с трудом перенёс вес чуть вбок и рухнул рядом с Жозефиной, прижимая её к себе.
– Я так тебя люблю… – повторил он, прикрывая глаза.
Ответа не было. Жозефина лишь молча гладила его по плечам, по вискам и затылку, и сама вжималась лбом в его грудь.
ГЛАВА 18. Пистолеты
Жозефина долго лежала, прижимаясь носом к груди Баттлера, будто опасаясь поднять глаза и увидеть, где они сейчас. Ей всё ещё страшно было подумать о том, что Рон может находиться в доме отца. В доме, где она была маленькой девочкой, где её считали наследницей, и где она и помыслить не могла о том, чтобы спать за деньги с богатым мужчиной.
Баттлер сказал, что любит её. Но разве можно любить того, кого ты делаешь своей собственностью? Разве того, кого любят, принуждают принадлежать….
У Жозефины не было ответа. Порой ей и самой казалось, что она теперь принадлежит Рону – не по контракту, а по какому-то иному, куда более страшному праву. Рон был источником её боли и её радости. Ничто и никто кроме Рона не вызывали в ней столько чувств – весь остальной мир проносился мимо как станции за окнами поезда, и только Рон был здесь, внутри. Он мог коснуться её, а мог ударить, мог поцеловать, а мог, наверное, и предать – и всё же Рон не предавал. Как бы ни сильна была зависимость Жозефины, насколько бы сильнее ни был Рон по сравнению с ней, чем дальше, тем яснее Жозефина понимала, что без него бы она не выжила. Не из-за денег или жилья… Хотя, конечно, очень многое упиралось в деньги. Но Рон стал той силой, которая тянула её куда-то. Вперёд.
За те два месяца, что они провели в одной квартире, Жозефина перестала думать о Баттлере как о враге. Их знакомство было неудачным, и Рон из-за какого-то бесконечного упрямства не хотел этого признавать. Но хотя он часто бывал излишне напорист и не слишком вежлив, это скорее было проявлением его внутренней сути, чем личной неприязни. Жозефина даже начала думать об этом как о некоем доверии – Рон ничего от неё не скрывал. Он был с ней настоящим.
А вот сама Жозефина не могла сказать о себе того же. Её отношение к Рону сильно изменилось, но всё ещё оставалось множество вещей, которые Рон понять не смог бы. Пожалуй, на том и основывалась его влюбленность, что он их не знал – в этом Жозефина была твёрдо уверена. Уже достаточно людей отворачивалось от неё, узнав, какой ворох проблем Жозефина тянет за собой. И по какой-то странной причине она не хотела, чтобы Баттлер стал ещё одним из этих людей.
Она и сама не понимала почему. Возможно, открыть Баттлеру правду было бы шансом избавиться от него раз и навсегда. Но хотела ли Жозефина этого? Чем дальше, тем меньше она была в этом уверена.
– О чём ты думаешь? – спросил Рон, прерывая поток безрадостных мыслей именно на этом не имеющем ответа вопросе, и Жозефина приподняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
Она закусила губу, размышляя, стоит ли отвечать. Баттлер любил задавать этот вопрос – вот так, в постели. Но Жозефина всегда отмалчивалась. Так же, как она никогда не отвечала честно на вопросы наподобие: «Как у тебя дела?», «Как настроение?» и «Как ты спала?». Рон не уставал задавать их, так что в какой-то момент Жозефина даже поверила, что это не просто вежливость. Если подумать, простая вежливость вряд ли сподвигла бы Рона на подобное. Он-то как раз всё говорил в лоб, как бы больно потом не было от его слов.
– О тебе, – сказала Жозефина, серьёзно глядя ему в глаза.
Рон был удивлён, но старался это скрыть.
– И что же ты думаешь?
Жозефина снова закусила губу и долго молчала.