– Не знаю, сколько стоила квартира, но сумма займа составляла четыреста миллионов. Это было ещё при жизни отца, более того, похоже, он заложил её ещё до моего рождения. За это время долг только вырос. Как бы я не хотела, у меня нет возможности вносить даже ежемесячные выплаты… Даже с учётом того, сколько ты мне платишь…
Рон кивнул.
– Я и не вижу смысла в ежемесячных выплатах в твоём случае. Ты будешь расплачиваться до конца жизни.
– Да, – Жозефина опять отвернулась. – Я буду до конца жизни платить за усадьбу, которая мне не принадлежит… И за больницу, в которой лежу не я. Ты ведь это хотел знать обо мне, а, Рон?
Рон пожал плечами.
– Нет таких денег, которые нельзя было бы заработать. Если у тебя ничего нет, это лишь повод…
– Лишь повод начать всё сначала, – закончила Жозефина за него.
Их взгляды снова встретились.
– Ты говорил это тридцать три раза. По крайней мере, в присутствии журналистов.
Рон усмехнулся.
– Вряд ли. Обычно я не распространяюсь на публике о тех временах, когда был на мели.
– Почему?
Рон повёл плечами.
– По той же причине, что и ты, я полагаю. Людям незачем знать, что у Рона Баттлера есть слабости.
Жозефина чуть улыбнулась и покачала головой.
– Неужели они есть?
– Они есть у всех. Но то, что ты не признаёшься в них самой себе, не делает тебя сильной.
Улыбка сползла с губ Жозефины, но Баттлер предпочёл этого не замечать. Только протянул руку через стол и накрыл ею ладони девушки, давая понять, что в их отношениях это ничего не меняет.
– Зачем эти вырезки, Жозефина?
Жозефина дёрнула руки на себя, а когда не смогла вырваться, повела плечами.
– Это нечестно, – выдохнула она.
Баттлер поколебался, чувствуя, что вступает на рискованную почву, но долго думать не стал.
– Откровенность за откровенность, Жозефина, как в тот раз. Если, конечно, тебе интересно.
Жозефина поджала губы. Предложение интриговало.
– Давай, – согласилась она.
– Хочешь что-то спросить, или мне рассказать на свой выбор?
Жозефина секунду помолчала.
– Этот офицер… про которого ты говорил… Это был ты?
Рон кивнул. Этого он давно уже не боялся рассказывать.
– И что случилось тогда, когда тебя… приказали расстрелять?
– Это уже второй вопрос.
Жозефина выглядела так, будто у неё обманом выманили конфетку. Рон лишь усмехнулся.
– Учись правильно задавать вопросы. Зачем все эти вырезки, а, Жозефина?
Жозефина снова попыталась забрать руки, но не смогла.
– Потому, – сказала она, поднимая на Рона глаза, – что ты сказал это. «Если у тебя ничего нет, то это лишь повод начать всё сначала». Мисс Пиквик сказала эту фразу как-то. Сказала, что так говорит её босс. Отец тогда уже был болен, но я ещё не знала, насколько «ничего» у меня нет. Я была идиоткой и не понимала, что даже если ты думаешь, что у тебя ничего нет, тебе всё равно наверняка есть, что терять. Нет никакого дна, только бездна тьмы под ногами, и если ты падаешь глубже, это не значит, что падать уже некуда. Наша встреча доказала это… мистер Баттлер. Когда я пришла к тебе, у меня была хотя бы честь. Но тогда я снова была уверена, что дальше падать некуда. Ты доказал мне, что это не так. Я верила в тебя. Верила, что смогу стать такой, как ты, нужен только шанс, только возможность оттолкнуться от дна… А ты оказался просто…
Жозефина отвернулась. Ладони, лежавшие на её руках, исчезли, и Жозефина вскочила, обрадованная возможностью сбежать, но лишь угодила в крепкие объятья.
– Жозефина, прости.
Жозефина замотала головой, не желая поднимать взгляда от груди Рона.
– Ты можешь стать такой, какой хочешь. Я не лгал. Я правда верю в то, что человек может всё.
– Человек… или ты сам?
– Разве я не человек?
– Разве ты считаешь людьми других?
Рон резко выдохнул.
– Я никогда не считал, что ты не можешь чего-то. Я хотел тебя, да. Но я никогда не говорил, что ты годишься только для постели. Я полюбил тебя не за… Я увидел тебя там, в кафе, и ты была… Как хрустальная статуэтка. Ты была сильной и хрупкой. И я хотел тебя такую. Уже тогда я хотел всю тебя, а не просто тело.
– Но ты не дал мне…
– Мы говорили об этом много раз. Ты хочешь, чтобы я пожалел, что не отпустил тебя? Я никогда не пожалею об этом. Когда я смотрю на тебя, я будто начинаю дышать по-другому. Как ты не можешь этого понять?
Жозефина устало покачала головой.
– Я знаю, что ты спросишь дальше, – сказала она, – можешь не трудиться и не покупать мой ответ. Те пистолеты… Нужны, потому что глядя на них я думаю, что смогу однажды выстрелить себе в лоб. Когда-нибудь, когда буду знать, что с Люси всё хорошо. Когда буду знать…
– Жозефина… – Рон опустил подбородок ей на затылок и ещё сильнее прижал к себе, – эти пистолеты никогда не выстрелят. Так же, как и ты. До тех пор, пока ты не поймёшь, что нельзя просто плыть по течению, ты не сможешь пустить пулю в висок. А когда поймёшь – найдёшь выход получше.
Рон помолчал, не задавая больше никаких вопросов. На то, чтобы переварить услышанное, требовалось время. Рон всегда знал, что в Жозефине есть какой-то… надлом. Но он никогда не думал, что этот надлом уходит настолько глубоко, и за вечным равнодушием скрывается не гордость, а непроглядная тьма отчаянья.