Вокзал мёртвых душ. Том 1. Пустой вокзал

Рон швырнул билеты на кровать и отвернулся. Этого было мало. Неизмеримо мало даже в сравнении с тем, что уже было у них совсем недавно, и в тысячу раз меньше, чем Рон хотел. Жозефина нужна была ему целиком. Он должен был войти в неё и погрузиться на самое дно, увидеть мир её глазами и стать с ней одним целым. Меньшее не имело смысла.

Взгляд Рона упал на синюю тетрадь, лежащую на тумбочке. Жозефина давно уже не приходила сюда, и Рон не боялся оставлять такие вещи на поверхности.

Баттлер отвёл взгляд. Не хватало ещё сейчас касаться её личных вещей. Он сжал кулак, пересёк комнату и снова уставился в окно. Взгляд его упал на синюю змею Леты, ползущую через город, и Рон понял, что пытается отыскать среди прибрежных зданий небольшой домик с множеством башенок. Он знал, что дом видно отсюда, но именно сейчас, возможно из-за царившей темноты, не мог его найти.

Рон закрыл глаза. Это не помогло.

Он подошёл к тумбочке и брезгливо, будто ящерицу, взял в руки синюю тетрадь. Прошёл в кабинет и положил её перед собой. Включил лампу и раскрыл тетрадь на первой странице.

Тетрадь была толстой, но, к удивлению Баттлера, первая запись датировалась тем самым годом, когда Жозефина ушла из колледжа.

Рон задумался, вспоминая, когда именно это произошло – середина первого семестра. Кажется, октябрь.

Он посмотрел на дату. Первая запись тоже датировалась октябрём.

Рон облизнул губы. Сердце гулко ухнуло в груди.

«17 октября 615 года.

Миссис Уотсон считает, что этот дневник поможет мне прийти в себя. Очень смешно. А я хочу приходить в себя? Не думаю. Но она собирается проверять, веду ли я записи, так почему бы и нет».

«18 октября.

Ещё один серый убогий день. Такой же, как все мои дни. Как хорошо, что я больше не чувствую ничего. Привет, миссис Уотсон».

«19 октября

Отцу стало хуже. Видимо, это из-за меня. Странно, но мне всё равно».

20 октября.

Миссис Уотсон считает, что записи должны быть более подробными. Просто замечательно. Мне, видимо, следует описывать, как я чищу зубы и принимаю душ – потому что больше в моей жизни не происходит ничего.

21 октября.

Сказала об этом миссис Уотсон и она дала мне целый список, по которому я должна писать. Итак…

1.      Моё самочувствие. Не чувствую ничего.

2.      Моё настроение. Аналогично.

3.      Погода. Серая и пустая. Не хочется смотреть в окно.

4.      Важные события. Элиот забыл положить в овсянку сахар.

5.      Мои сны. Проклятье. Это и так ясно. Мне снился он. Такое чувство, что он будет сниться мне всю мою жизнь. Не понимаю, почему я должна видеть его еще и во сне, как будто мне мало того, что я думаю о нём целыми днями. Ненавижу его. Но кого это волнует? Плевать. Точно не меня.

6.      Чего я хочу? Сдохнуть.

Рон поднял глаза от бумаги и сделал глубокий вдох. Почему-то он отлично представил себе, кто кроется за этим таинственным «он». Этот «он» снился Жозефине и теперь. В их общей постели Арманд шептала имя Эдвард, но Баттлер старался убедить себя, что у такого может быть тысяча причин. Пока чёртов Эдвард не встал перед ним наяву и не объяснил всё.

Рон заставил себя успокоиться и опустил глаза к дневнику ещё раз. Записи были однообразными. Жозефина изо дня в день двигалась по списку, предложенному неведомой Уотсон – возможно, её психологом, иначе с чего бы ей проверять дневник?

Странно, что в сложившейся ситуации Гюстав Арманд или сама Жозефина нашли время и средства, чтобы обратиться к психологу по поводу несчастной девичей любви. Неужели эту семейку снобов так поразил тот факт, что наследница вступила в отношения с мужчиной? Вполне в духе британской аристократии.

Рон пролистал несколько сухих однообразных страниц, прежде чем взгляд его остановился на записи, около которой не было обычной нумерации.

«Не могу спать. Когда не могу спать – это ещё хуже, чем когда засыпаю. Во сне я просто чувствую его прикосновения, чувствую толчки, обжигающую боль и страх. Но это всё без единой мысли. Сплошной непроницаемый ужас. Когда не сплю – темнота будто тянет ко мне свои руки. Его руки. Я всё равно чувствую эти прикосновения, но всё понимаю и всё время думаю – как такое могло случиться со мной? Почему я? Почему такое не случается с другими? И как мне жить теперь, зная, что я… Что…»

Последние слова были зачёркнуты несколько раз, а затем подчерк снова становился почти ровным.

«Вы добились своего, миссис Уотсон. Вы вывернули меня наизнанку. Радуйтесь. Теперь я ненавижу и вас. Боже, как же я ненавижу всех вас…»

Рон снова глубоко вдохнул. Так не вспоминают любовников. По крайней мере тех, кого любили. Но это лишь доказывало, что Жозефина спала с ним не из-за любви. Значит, деньги. Как и теперь.

Рон пролистал ещё несколько страниц, исписанных ровным убористым почерком, и вновь остановился на записи, выведенной особенно тщательно. Она была больше других, и здесь тоже не было цифр.

«Вы хотите, чтобы я описала то, что я чувствовала, миссис Уотсон? Почему вам так нравится рвать меня на части? Вы думаете писать, зная, что вы будете это читать – легче, чем говорить?

Я ненавижу вас. Это я чувствую сейчас. А теперь о том, что вы так хотите узнать.