Волчанский крест

— Так сказал таксист. Ему показалось, что пассажиры говорили о своем земляке без особой нежности, наоборот, весьма недоброжелательно. Им почему-то очень не понравилось, что тот забрел именно в ювелирный магазин, а не в пельменную или, скажем, ГУМ. Таксист, конечно, мог ошибиться, — поспешно добавил Федор Филиппович, предвосхищая возражение Сиверова, — но вот какая штука, Глеб Петрович: из восемнадцати пуль, которые патологоанатомы извлекли из трупа Сохатого, одна была выпущена из винтовки Мосина старого образца. вернее, как ты сам понимаешь, из обреза такой винтовки. Да, это могло произойти случайно. В магазине творился ад кромешный, там, по-моему, до сих пор не навели порядок, да и вряд ли скоро наведут. В общем, поймать шальную пулю было немудрено. Вот только эта самая пуля от винтовочного патрона 7,62 старого русского образца была выпущена Сохатому в затылок с очень близкого расстояния, почти в упор.

— Контрольный?

— Судя по всему. И это при том, что, как только в магазине завязалась драка, земляки поспешили Сохатому на помощь. Именно на помощь! Потому что, пробегая мимо джипа, на котором приехали бандиты, один из них, почти не останавливаясь, прямо на бегу, перерезал глотку водителю. Просто махнул рукой — и человека не стало. А потом выхватил из полиэтиленового пакета обрез и с воплем кинулся в бой.

— Значит, — задумчиво сказал Глеб, — этот Сохатый действительно не был их другом. По-моему, он что-то такое знал, чего не следует знать посторонним, и те двое из такси старались не столько его выручить, сколько гарантировать его молчание. Видимо, дырок в нем под конец оказалось слишком много, чтобы оставалась хоть какая-то надежда вытащить его оттуда живым, и слишком мало, чтобы быть уверенными в его молчании. Вот они и приняли, так сказать, радикальное решение. Вы сказали, что они были его земляками?

— Так точно, — сказал Потапчук. — Это можно считать установленным фактом, потому что тело одного из них тоже осталось в магазине и при нем также обнаружился паспорт и железнодорожный билет, — вся эта компания, видишь ли, вовсе не собиралась надолго у нас задерживаться. Некто Макарьев Захар Иванович, уроженец и житель поселка Волчанка, что на Северном Урале. Как и Сохатый.

У Ирины Андроновой перехватило дыхание: она вдруг поняла, зачем ее сюда позвали, к чему весь этот разговор и что будет сказано далее. Поселок Волчанка на Урале. «Волчанский крест»! И тайна, ради сохранения которой кто-то, рискуя собственной жизнью, кинулся в неравный бой со свирепыми, как голодные зимние волки, московскими бандитами, а потом недрогнувшей рукой застрелил земляка. «Волчанский крест»! Ну конечно. Вот оно что.

Федор Филиппович между тем пел дифирамбы Сиверову, утверждая, что, не будь тот таким хорошим оперативником, его непременно следовало бы перевести в аналитики, поскольку он схватывает все буквально на лету и делает правильные выводы из фрагментарной и довольно противоречивой информации. На Ирину генерал при этом не смотрел вовсе, из чего следовало, что это лирическое отступление должно помочь ей немного прийти в себя.

— Не желаю в аналитики! — дурачился Глеб Петрович. — Хочу в начальники! В генералы желаю!

— Ишь чего захотел, — ворчливо вторил ему Потапчук. — Ты на себя полюбуйся, генерал! К твоим черным окулярам да еще и генеральские погоны — получится вылитый Пиночет!

— И давно пора! — с энтузиазмом подхватил Сиверов. — Я не социолог, но сдается мне, что добрая половина россиян давно уже скучает по хорошей, основательной хунте. Да меня же на руках носить станут, особенно если я для начала шлепну парочку министров — принародно, где-нибудь возле памятника Минину и Пожарскому.

Они беседовали в таком стиле еще минуты две или три, а потом Сиверов вдруг снова сделался серьезным. Произошло это именно в тот момент, не раньше и не позже, когда Ирина разобралась наконец в своих мыслях, более или менее разложила все по полочкам и немного успокоилась. Такое странное совпадение (совпадением скорее всего не являвшееся) ее немного рассердило: она всегда считала, что умеет владеть собой, и то обстоятельство, что Сиверов — не генерал, не полковник даже! — читает ее мысли, как детскую азбуку, естественно, обрадовать ее не могло.