— А я вот, как вспомню ту историю, все голову ломаю: откуда у Сохатого столько денег взялось, чтобы вот так запросто двадцать листов гипсокартона в овраг свалить?
— Украл где-нибудь, — не моргнув глазом, равнодушно предположил Субботин. — А может, зверя набил да шкурки сдал. Или на камешки набрел. У нас ведь они, считай, под ногами валяются. Надо только знать, кому их продать. Чего это у тебя такое? — спросил он, указывая на квадратную бутылку. — Попробовать дашь или для себя прибережешь?
— Виски, — с оттенком удивления сказал Ежов. — «Джонни Уокер» — шотландское, высший сорт. Что это с тобой сегодня, Гаврилыч? — спросил он, наливая Субботину виски. — То гипсокартон тебе вдруг понадобился, то виски.
— От жизни отстал, — кратко пояснил мэр. — Надо наверстывать.
Он пригубил виски, посмаковал, а потом выпил залпом и закусил — не лимоном, как Ежов, а все тем же соленым огурцом.
— Ничего, — сказал он, жуя и причмокивая, — мягкая, зараза. Только бочкой малость отдает и еще самогонкой чуток, а так — ничего. Но лучше нашей водки все равно ничего нету!
— М-да, — неопределенно произнес Ежов, наливая ему водки. — От жизни, говоришь, отстал. Не верится что-то. Хотя, если разобраться, дело это нехитрое. Чуть, понимаешь, отвлекся, на небо загляделся, и готово: стоишь один посреди чиста поля, с голой задницей на ветру, и непонятно, куда вся толпа убежала, покуда ты ворон считал. Да, это верно, отставать в наше время нельзя. А я вот, не поверишь, тоже чувствую, что начинаю отставать. Вроде все у меня нормально, а чувство такое, будто я и половины возможностей, которые тут, прямо у меня под ногами, лежат, не использую.
— Да ну? — прохладным тоном удивился Субботин. — Куда ж тебе, Макар Степаныч, еще больше возможностей? Ты ж у нас и так крутишься, как белка в колесе. Гляди, надорвешься, здоровье потом ни за какие деньги не купишь. Время нынче знаешь какое? Мужики в тридцать лет от инфаркта помирают, а все почему? Больше всех им надо было, все на свете хотели успеть. А все на свете успевать не надо. Ни к чему это! Копай себе свой огородик, пока земля родит, а что там, на соседских грядках, растет — не твоего ума дело.
От этой отповеди, произнесенной почти открытым текстом, Макар Степанович слегка переменился в лице, но Субботин его не жалел. Он и сам был слегка выбит из колеи тем, как напористо и нагло, тоже чуть ли не прямым текстом, Ежов опять попер в атаку на окопы, от которых его уже сто раз отгоняли беглым ружейным огнем.
— Не скажи, — быстро восстановив душевное равновесие, возразил Макар. — Если б все так рассуждали, мы б до сих пор в пещерах жили и с дубиной за медведями гонялись.
— А может, так-то оно бы и лучше было, — заметил Николай Гаврилович, для разнообразия кладя на язык ломтик лимона. — Фу ты, кислятина!
— Э, — воскликнул Ежов, — да ты у нас, оказывается, враг прогресса!
Субботин торопливо запил «кислятину» водкой, крякнул и, утирая согнутым указательным пальцем заслезившиеся глаза, проворчал:
— Давай-давай. Напиши письмо в районную газету: глава Волчанской администрации Субботин — враг прогресса. и всего прогрессивного человечества.
— Точно! — весело, даже как-то чересчур, подхватил Ежов. — Скрывает от общественности факт наличия на вверенной ему территории семейства снежного человека с целью, уйдя в отставку, присоединиться к племени и развязать партизанскую войну за возвращение всего населения Урала и Восточной Сибири к первобытному состоянию.
— Чего? — поперхнувшись от неожиданности огурцом, спросил Николай Гаврилович. — Ты что это, братец, несешь? Выпивка в голову ударила?
— Ну а чего? — нисколько не испугавшись, с самым невинным видом сказал Ежов. — Вот ты, хозяин здешних мест, можешь мне сказать, что у тебя в окрестностях Волчанской пустыни делается?
— Ничего там особенного не делается, — хладнокровно ответил уже успевший успокоиться мэр.
— Да ну?! — не поверил Ежов. — Я заготовителей своих, которые для камнерезной мастерской материал собирают, в ту сторону ничем не могу загнать — ни кнутом, ни пряником. А ведь там, около монастыря, говорят, целый малахитовый рудник был, до конца не выработанный. Казалось бы, иди и бери сколько хочешь. А они не идут. Неделями по лесу без толку бродят, а в сторону монастыря — ни-ни. С чего бы это?
— Это уж ты у заготовителей своих спрашивай, — сложил с себя ответственность Николай Гаврилович. — Я-то тут при чем? Колючей проволоки вокруг поселка нет, милицейских кордонов тоже. Законом это не запрещено — пусть идут куда вздумается! Да и тебя самого никто не держит, раз тебе так любопытно. Поди проверь, если людям не веришь.
— Да как же им верить-то, Гаврилыч, — с тоской воскликнул Ежов, — когда они врут кто во что горазд!
— А что врут-то?
Субботин чувствовал себя хозяином положения и держался спокойно, пряча насмешку. Зато Ежов чем дальше, тем больше горячился.