Волчанский крест

— Тихо, тихо! — перебил его Субботин. — Про эти ваши дела я знать ничего не хочу. Про что не знаю, за то не накажу, верно ведь? Ты все-таки думай, Макар, кому и что говоришь. Я — лицо официальное, на такие вещи реагировать должен. А реагировать, как положено, по закону, — значит половину Волчанки без хлеба оставить. А я не изверг, не сатрап какой-нибудь, мне люди дороже, чем буква закона.

— Знаю, Гаврилыч, — преодолев желание поморщиться, сказал Ежов. — За то тебя народ и ценит, за то и уважает.

Он собирался закончить эту льстивую фразу ироническим полунамеком, который вернул бы разговор в интересующее его русло, но не успел: на столе зазвонил телефон. Макар Степанович проигнорировал эту помеху, но телефон даже и не думал успокаиваться — он продолжал пиликать настойчиво и непрерывно, не давая открыть рта, и чувствовалось, что звонивший твердо намерен стоять на своем до победного конца — до тех пор, пока тут, в кабинете, не поднимут лапки кверху и не снимут трубку.

— Ответь, что ли, — проворчал Субботин, придя, по всей видимости, к такому же выводу. — Все равно ведь не отстанут.

Макар Степанович встал, подошел к рабочему столу и сердито сорвал трубку.

— Слушаю! — рявкнул он. — Да, — сказал он тоном ниже, — здесь.

И, повернувшись к Субботину, зажав ладонью микрофон, добавил:

— Тебя, Гаврилыч. Секретарша.

— Черти, — выбираясь из кресла, проворчал мэр, — пообедать спокойно не дадут. Ну, что там у тебя стряслось, Матвеевна? — сказал он в трубку.

Секретарша, надо полагать, принялась объяснять, что стряслось. Объяснений этих Ежов, естественно, не слышал, но по изменившемуся лицу Гаврилыча понял, что стряслось что-то действительно из ряда вон выходящее — поганое что-то, о чем ему, Макару Ежову, скорее всего не расскажут.

Однако на этот раз он ошибся. Бросив в трубку отрывистое: «Сейчас буду», Николай Гаврилович длинно и замысловато выматерился, грохнул трубкой по аппарату, потом, не удовлетворившись этим, хватил кулаком по столу и сказал:

— Так-то, Макар Степаныч. Не хотят они, суки, нас в покое оставить! Ну никак не хотят! Вместе нам надо держаться, Макар, не то слопают.

— Да что случилось-то? — удивился Ежов.

— Гости пожаловали, — неприязненно кривя рот, сообщил Субботин. — Из самой, мать ее за ногу, столицы нашей родины, города-героя Москвы.

Глава 8

Потратив впустую несколько часов, намаявшись и окончательно устав выслушивать однообразные, одинаково уклончивые и неопределенные ответы копавшихся у себя в огородах и во дворах аборигенов, в шестом часу вечера Глеб Сиверов вновь очутился на центральной улице поселка Волчанка, что стоял на берегу одноименного ручья, впритык к одному из отрогов Уральского хребта. Отрог, поросший густой щетиной хвойного леса, громоздился над поселком по левую руку от Глеба; справа, едва различимый в сиреневой предвечерней дымке, смутно синел еще один, дальний, мало чем отличавшийся от своего собрата.

Воздух был чист и свеж — выбросов налаженного местным олигархом по фамилии Ежов производства по переработке мусора в полиэтиленовые бутылки не хватало, чтобы на равных тягаться с могучим, напоенным живительным кислородом дыханием тайги. Закуренная Глебом сигарета, хоть и была уже двадцать пятой по счету за этот долгий, бездарно потраченный день, как и все предыдущие, показалась ему необыкновенно вкусной. Наверное, из-за воздуха, который вопреки усталости и разочарованию поднимал настроение и пробуждал зверский аппетит ко всему, что в суете большого города воспринимается просто как дань привычке: к еде, сигаретам, выпивке, женщинам — одним словом, к жизни.

Стоя на дощатом тротуаре, покуривая и ловя взгляды аборигенов, которые, разумеется, уже все до единого знали, кто он и чего хочет, Глеб вспомнил свою попытку раскрутить это дело нахрапом, с наскока. К главе поселковой администрации Краснопольский его с собой, конечно же, не взял, поскольку Глеб по-прежнему значился в платежной ведомости как Федор Молчанов, сменный водитель экспедиционного грузовика и по совместительству разнорабочий. Появление начальника экспедиции в кабинете здешнего мэра в паре с обыкновенным шофером выглядело бы довольно странно, да и членам самой экспедиции лишняя пища для размышлений была ни к чему — ее у них и без того хватало. Поэтому Глеб, отчасти подогреваемый неприязнью Петра Владимировича, которой тот по-прежнему не скрывал, решил попробовать самостоятельно обеспечить экспедицию проводником из местных, а заодно проверить, так ли страшен здешний черт, как его намалевал генерал Потапчук.

И сразу же убедился, что воистину страшен.

Аборигены стояли насмерть, как наполеоновская гвардия против англичан в битве при Ватерлоо. Одни заявляли, что впервые в жизни слышат, будто в окрестностях Волчанки когда-то существовал монастырь и тем более какой-то там рудник. Другие, те, что были чуточку умнее, существования названных объектов не отрицали, но, когда Глеб спрашивал про дорогу, только разводили руками: а черт его знает, где это!