…Дозорный обернулся на скрип пустой повозки, покидавшей крепость; у конюшни фыркали лошади. Марпий снимал с них сбрую, и они прядали ушами и мотали хвостами. Ирм уже прошёл мимо пустой площади. Все отправились на таг. В остальном крепость жила как в обычные дни: въезжали-выезжали повозки, дымили кухня и кузница, сновали туда-сюда слуги.
Западные ворота остались у Ирма за спиной, и он ступил к подножию пригорка с поляной для тага. Вокруг неё уже расселись зеваки. Справа от тропы к валунам, на которых сидели вожди фаров, на траве, устроился Лег и в задумчивости ерошил волосы.
На пути к нему Ирм обошёл двух альдиев – парня и молодую женщину. За ними присматривал лангобард с копьём. «Прелюбодейка», – вспомнил Ирм, что говорили ему о таге дозорные, но затем его мысли вернулись к прошедшим дням, когда вместе с Бёрном вёз Пию и её брата обратно в деревню.
Тогда Пиа сидела на лошади, позади него. Иногда она обнимала его торс, прижималась уже недетской грудью. И щекой. Ирм сдерживал скакуна, потому как его лёгкие жадными глотками вбирали благоухание ячменя и цветочных полян, теснили сердце к рёбрам, и оно скакало резвым жеребёнком.
– Пусти коня быстрей, – говорил ему Бёрн резким голосом, – тут пути на полдня, а время уже к ночи.
– Никуда не сбежит твоя невеста, – отбрыкивался Ирм. – Успеем.
Но Бёрн так и бурчал о её прелестях всю дорогу до деревни Пии, а затем и до Турина.
…Ирм не заметил, как преодолел около пятидесяти шагов, что отделяли его от Лега; как не слышал, что говорили вожди, выходя в центр круга, а потому вопрос Лега: «Как Пиа?» – сбил с толку так, что пока не сел на траву – молчал.
– Где Бёрн? – спросил Лег, пристально вглядываясь в лицо Ирма.
– Она на месте. К невесте пошёл, – повернулся Ирм к Легу.
Губы Лега дёрнула усмешка:
– Твой отец не разрешит тебе на римлянке жениться, а в наложницы не возьмешь. Сам знаешь, рабов не берём… Только если на войне, – сорвал он стебелёк, стал мять в руках и опять взглянул на Ирма.
– …мост в том месте позволит нашим альдиям и римлянам быстрее возить продукты в Турин и Папию, – громогласный голос убеждал собравшихся вождей.
В говорившем Ирм узнал Граусо. Тот поднялся с валуна, левая ладонь обхватила кожаный пояс с золотыми украшениями, а правая рука рубила тёплый воздух. Пот пропитал расшитую льняную тунику без рукавов и вылепил причудливые складки на спине.
– С чего взял, что хочу жениться? – сорвал Ирм сразу несколько стеблей, но тут же разорвал на мелкие куски и выкинул.
– Пропади моя борода, да у тебя глаза пьяные, словно полынного вина перебрал. Лучше среди наших найди.
– Мои альдии подъезжают на повозках с другой стороны и реку не переходят, – парировал другой вождь, с не менее вычурным поясом и потными складками на груди.
– Разберусь без тебя, – и ещё несколько стеблей разлетелись на мелкие кусочки. – Что тут? Опять мост? О нём спорили, ещё когда только сошёл снег.
Агилульф встал с валуна, его пальцы стиснули посеребрённый пояс:
– Решим так: кто переходит реку, пусть пришлют по плотнику, а кто нет – по челядинцу.
Вожди одобрительно загудели, закивали.
«С мостом решили. Хорошо. Будет ещё ближе до её деревни», – скакнуло сердце Ирма.
Агилульф говорил с Мунихом, но слова не долетали до Ирма. Он лишь видел, как Агилульф разводил руки в стороны – так и обнял бы гастальда, будь тот не так широк в талии. Щёки Муниха краснели и краснели, и стали как наливное яблоко на дереве. Наконец он кивнул и поднялся:
– Таг должен определить наказание для Рогарита, епископа Турина. Выслушаем его брата.
Вожди запустили пальцы в бороды, переглядываясь. Раздались голоса:
– Таг должен выслушать виновного.
– Где он? Пусть явится.
Муних сел на место, кивком головы и ленивым взмахом рукой пригласил Агилульфа.
Пять шагов приблизили Агилульфа к середине круга.
– Прошу простить моего брата, он раскаялся в своём проступке. Он так мучился от осознания вины, что перелечил душу вином, а потому не может мыслить разумно. Я запер его в темнице. Но прежде он сказал, что согласен уплатить фельгельд в королевскую казну: двести золотых монет.
– Надо, чтобы он сам признал на таге вину, – прозвучал хриплый голос Граусо.
– Если кто желает, может поговорить с ним в темнице, – отрезал Агилульф, когда вернулся на место.
– Давай последних, – крикнул Муних в сторону тропы.
Подталкиваемые тупым концом копья, парень с молодая женщина в тёмно-серых коротких туниках без поясов покорно проследовали в центр круга, где они встали на колени лицом к гастальду.
– Говори, – ткнул Муних в парня.
– Я… я застал жену с соседом, – залепетал молодой альдий, – они… они… и я убил его, а её… прошу осудить по cadarfada16
.– Всё верно говорит твой муж? – упёр Муних кулаки в бёдра.
Молодая женщина, казалось, уже умерла – так она скрючилась в спине, а руки свисали вялой листвой.
– Да, – выдавила она с кивком.
– За убийство заплатишь казне десять золотых, а ещё десять родичам убитого. Её утопят в тихой запруде, не позднее, чем завтра, – озвучил Муних приговор.
Над поляной воцарилось безмолвное единодушие.