Волчье логово

Отец и брат начали учить меня владеть мечом и ездить верхом, носить доспехи и охотиться. Сказать по правде, ничего хорошего из этих занятий не выходило. Насколько легко мне давалось чтение, изучение языков и мое художество, настолько же тяжело мне было управляться с копьем и доспехами. Я получал раны, падал с лошади, спотыкался на ровном месте… Отец с братом грубо смеялись надо мной, оскорбляли меня, называли «паршивым книжником» и говорили, что мне «одна дорога – в попы». Слушая их, я сгорал от стыда и горькой обиды…

Однако, хоть природа отказала мне в ловкости и гибкости, она одарила меня силой и упрямством. В конце концов, я перестал падать с лошади и научился сносно владеть оружием. Но первые неудачи и грубые насмешки моих учителей навсегда поселили в моей душе глубокое и непобедимое отвращение к военному делу…

Войдя в мир людей, я сразу же ощутил на себе его жестокость и несправедливость. Моя любящая мать звала меня «халифом и поэтом», «ангелом и богом», отец Франсуа называл «милым мальчиком», мой отец стал называть меня «бестолковым растяпой», а от брата я и вовсе не слышал ничего, кроме слов: «ублюдок», «черная тварь» и «мерзкий урод». Не знаю, за какие грехи Матье так жестоко ненавидел меня и не желал признавать своего родства со мной…

Мой маленький рай был разрушен в единое мгновенье! Из любимого и окруженного заботой ребенка я превратился в отверженное, гонимое и проклятое существо… О, как жесток был этот переход с небес на землю!

Отец Франсуа был не единственным гостем в нашем замке. Часто к отцу приезжал его младший брат, Филипп де Сойе, со своей семьей. Отец с дядей устраивали шумные пиры, пили вместе и то клялись друг другу в вечной любви и верности, то о чем-то громко и оживленно спорили. Я ненавидел эти веселые и дикие праздники и старался поскорее убежать и спрятаться в каком-нибудь сарае с книгой или со своими рисунками, где никто не смог бы меня отыскать.

У дяди были дети. Робер, надменный, вспыльчивый и высокомерный юноша. И Сесиль, красивая, гордая, молчаливая и роскошно одетая девочка. Такой она была тогда. Такой она осталась и сейчас: ледяной, яркой и прекрасной… Как и мой брат Матье, кузен с кузиной выказывали мне откровенную неприязнь и презрение. Одетые, как раскрашенные куклы, они жестоко смеялись над беспорядком в моей одежде. Красивые и бледные, они издевались над моим смуглым лицом.

Однажды мы сильно поссорились, и Робер в гневе разорвал мои рисунки. Нет слов описать, что тогда произошло в моей душе! Когда я увидел, как он рвет мои наброски, мне показалось, что мое сердце и душу втоптали в грязь и растерзали клыками и когтями дикие животные! Я бросился на него и жестоко избил. Прибежали слуги и растащили нас. Отец не стал разбираться, кто виноват в ссоре. Конечно же, проклятый сарацин, решили все. В наказание меня заперли в сарае, и оставили там на всю ночь.

И тут со мной приключилось нечто странное и необъяснимое. Конечно, я был обижен несправедливостью по отношению ко мне и сильно расстроен. Но я не боялся темноты. Однако, мне пришла невероятная фантазия, что ни за что на свете я не останусь до утра в сарае! Меня охватил такой жуткий приступ бешенства, что я, как помешанный, начал колотить в деревянную дверь и кричать, чтобы меня сейчас же выпустили отсюда. На мои вопли прибежали испуганные слуги. Когда они открыли дверь, оказалось, что я разбил себе руки до крови, ни на минуту не переставая изо всех сил ударять по доскам. Но я больше не чувствовал ни рук, ни своего тела. Обессиленный, упал я на колени, не ощущая ничего, кроме страшной слабости. Мое дикое бешенство прошло, и в то же мгновенье я ощутил резкую боль в изодранных руках и горько и испуганно разрыдался. Слуги смотрели на меня в немом ужасе.

Когда я в таком жалком виде пришел к матери, она громко вскрикнула, покрыла поцелуями мои изуродованные руки, перевязала их и всю ночь гладила мои волосы и утешала меня ласковыми словами, ни разу не спросив, что со мной случилось…

С тех пор я задумался о том, что со мной происходит. Ибо я чувствовал, что во мне существовало нечто, независящее от меня и не принадлежащее мне. В моем существе жил кто-то, кого я не знал… Это пугало меня. Я слышал о духах, которые способны завладеть душой человека, но почему-то мало верил в это. То, что существовало во мне, было частью меня. Я знал, что оно не пришло извне. И это было еще страшнее…

В своем отчаянии и мрачных мыслях я был очень одинок. Увы, тогда я еще не знал, что значит настоящее беспросветное отчаяние!