– Но я не Иса и не праведный халиф Али, – с горькой улыбкой ответил он.
– Умоляю, услышьте меня! Каждый человек может стать милосердным и великодушным. Великий Саладин отпускал на волю женщин и детей…
– Как Пророк отпускал на свободу рабов, – подхватил сарацин. – Можно подумать, что ты всеми силами стараешься открыть для меня двери рая. Увы, слишком поздно…
– Я не хочу открыть вам двери рая. Мне и самой поздно туда стучаться… Я только хочу излечить вашу мучительную боль. Это мое единственное желание! Как это странно… Иногда я зла на весь мир. Но бывают минуты, когда мне хочется отдать свое сердце, чтобы излечить боль каждого живого существа…
– Ты еще ребенок. Ты ничего не понимаешь. Твои нежные грезы увянут скорее, чем весной опадает яблоневый цвет… В этом темном мире нет места доброте и милосердию.
– Но в моей душе есть! – горячо возразила Бланш.
– Ты устала? – спросил он вместо ответа.
– Да, – искренне ответила девушка.
За все то время, пока она знала своего учителя, он впервые спросил о том, что она чувствует…
Луна и звезды почти скрылись за набежавшими черными тучами. Тьма стала непроглядной. Одинокие, обледенелые деревья попадались все реже и реже. Поднялся ветер. Снег теперь срывался с высоты часто-часто. Его неровные потоки причудливо смешивались и перекрещивались в воздухе. Широкая равнина убегала в страшную, невидимую даль. Величественный замок графа де Леруа, сверкающий всеми красками ночного праздника, остался далеко позади. Бескрайний, полночный мир казался ледяным и пугающим. По заснеженному полю одиноко блуждали язычник в монашеской сутане и девушка в белом платье, но в их сердцах не было ни капли ночного ужаса и страха…
XXIII. Откровения
Наутро после шумного праздника в замке Леруа, в келью отца Франсуа явился брат Колен. На этот раз он не принес с собой ни бумаг, ни чернил. Однако, сосредоточенное и почти суровое выражение его спокойного лица говорило о том, что к аббату его привели важные и серьезные дела. Настоятель выглядел рассеянным и усталым после бессонной ночи, но, тем не менее, согласился выслушать брата Колена.
– Мне нужно обсудить с вами некоторые важные вещи, – туманно начал монах.
– Я готов вас выслушать, дорогой друг, – отвечал отец Франсуа, глядя в окно скучающим, невидящим взглядом.
– Сегодня брат Жозеф вернулся в монастырь только под утро. Кроме того, мне показалось, что он был пьян…
Аббат резко повернулся к брату Колену. Его скука и рассеянность пропали в тот же миг, как только разговор коснулся сарацина.
– Но вам же хорошо известно, что вчера мы были на празднике у графа Леруа. С каких пор вы так ревностно следите за исполнением устава, что осуждаете нас даже за редкое и по сути невинное развлечение? Если бы я услышал подобные упреки от Ульфара, я не был бы удивлен. Но вы, брат Колен… Всем известен ваш здравый смысл и терпимость к человеческим слабостям. Вы же понимаете, что мы должны поддерживать хорошие отношения с государем. Он всячески возвеличивает наш монастырь и делает щедрые пожертвования, благодаря которым наша несчастная обитель еще окончательно не рассыпалась в прах и не исчезла с лица земли! Да, я противник роскоши. Но здесь речь не об излишествах, а о самом необходимом…
Брат Колен сделал протестующий жест.
– Нет, не горячитесь напрасно, святой отец. Я всецело разделяю ваши тревоги за судьбу нашего бедного монастыря. И только забота о его доброй славе побудила меня начать этот неприятный разговор. Мелкие нарушения устава меня не волнуют. Но поведение брата Жозефа… это уже не мелкие нарушения. Его безумные и дикие поступки бросают тень на всю нашу братию. Ему можно было бы простить многие грехи. Но эта его странная склонность выставлять напоказ свои необдуманные поступки! Эта его манера говорить всем грубости в лицо, будь то даже знатные и благородные сеньоры…