Приподняв занавеску портшеза, граф де Леруа скучающим и рассеянным взглядом смотрел на проплывавшие мимо, однообразные картины. День был ясным и прохладным. Перед взором благородного сеньора зеленели весенние равнины, мелькали одинокие силуэты работавших в поле крестьян и скользили в небесной лазури редкие, маленькие облака.
Окружающий мир был полон ярких красок и света, но в душе у Гильома де Леруа было темно и сумрачно. Бурные и драматичные события последних дней расстроили графа и погрузили его в глубокую тоску. Его спокойный и разумный мир погрузился в туман нелепого и абсурдного кошмара, из которого государь никак не мог вырваться…
У него никогда не было ни желания, ни намерения убивать барона де Кистеля. Ему пришлось это сделать. Он был обязан поддерживать закон и порядок во вверенных ему предками землях. Он должен был наказать взбунтовавшегося вассала и пресечь его преступное своеволие. Оскорбление государя равно оскорблению самого Бога… Он всего лишь выполнял свой долг. О чем тут было размышлять…
И все-таки тревожные мысли не давали графу Леруа покоя. Недавно разыгравшаяся между ним и баронессой де Кистель странная сцена еще усилила его волнение. Разумеется, предложение, сделанное Сесиль графом, было внушено не любовью, и даже не каким-либо увлечением. Тут не было места чувствам. Сеньор де Леруа не привык принимать их в расчет. В сложной и безрадостной жизни государя не было места искренности и эмоциям. Сесиль была приятной, воспитанной и все еще красивой женщиной. Она нравилась графу. Но кто станет думать о таких глупостях, когда речь идет о заключении брака?
Оставшись вдовой, баронесса де Кистель получала в свое распоряжение все владения своего покойного мужа. Ее сын был еще ребенком, и она могла управлять этими землями по своему усмотрению. В будущем она могла получить и Волчье Логово. А это означало, что баронесса становилась владелицей довольно большого феода. Ее владения граничили с обширными землями сеньора де Леруа. А его единственной целью в жизни было расширять оставленный предками домен и укреплять могущество своего графского рода. Поэтому надо было спешить заполучить земли прекрасной баронессы, пока кто-нибудь другой не вырвал добычу у него из рук! И он успел получить вожделенные владения сегодня утром.
Да, он успел получить их. Но он стоял над телом убитого им человека и смотрел в лицо смертельно бледной женщине, его вдове… Может, от этого на сердце лежала странная, давящая тяжесть? Разве государь должен думать об этом? Какое значение имела смерть дикого барона и непонятное отчаяние этой женщины по сравнению с высоким и великим делом его предков? Какое значение имеют смех и слезы, кровь и боль людей по сравнению с судьбами огромных империй и королевств?.. Это лишь жалкая капля в бушующем море. И все же… это окоченевшее, окровавленное тело… эти угасающие глаза, полные невыплаканных слез…
Гильом де Леруа отпустил занавеску. Она мгновенно упала вниз, и в портшезе стало темно. Он откинулся назад, продолжая предаваться странным и нелепым мыслям.
Да, он получил эти владения. Они были необходимы ему для славы и процветания его прекрасного графства. Они были нужны властителю и государю, монсеньору де Леруа. Но нужны ли они были сидящему в темном портшезе уставшему и скучающему мессиру Гильому?.. Какие странные вопросы! Величественному государю нужна была блестящая и изящная баронесса, которая станет украшением его пышного двора. Но эти рыжие косы, это гибкое тело… нужно ли еще все это неподвижному человеку с тоскующим взглядом?.. А существует ли он вообще? Тот, кто сидит в глубине роскошного портшеза, растерянно глядя в темноту?.. Или сверкающий и гордый государь давно поглотил его под блеском своего величия и славы?
Портшез остановился. Они прибыли в монастырь Сен-Реми. Очнувшись от туманных мыслей, граф спустился из-за занавесок и вошел во двор обители, где его встретили любезности и поклоны брата Колена.
Монсеньор де Леруа выразил желание поговорить с аббатом, и через несколько минут уже сидел в кресле, напротив настоятеля. Отец Франсуа выглядел измученным и утомленным. Заключение в замке барона и осада монастыря совсем подорвали его силы. Тем не менее, он выразил искреннюю готовность выслушать государя.
Не успел граф начать разговор, как аббат первый обратился к нему:
– Монсеньор, позвольте выразить вам мою горячую благодарность! Вы спасли меня из жестоких рук покойного барона, вы защитили нашу несчастную обитель от его чудовищного произвола. Вот деяния настоящего, доброго христианина. Моя признательность поистине безмерна!
– Поддерживать порядок, бороться с беззаконием и защищать Божьи храмы – мой долг и прямая обязанность, – отвечал граф с мягкой и немного грустной улыбкой.