Волчье море

Финн расправил плечи, будто всего-навсего поразмялся, и подошел поглядеть на поверженного вожака, который все еще был жив, но захлебывался в собственной крови.

— Грязная работа, — сказал он, качая головой. — Знаешь, Орм, надо будет тебе показать, как управляться с топором. Ты, видно, думаешь, что дрова колешь.

— С мечом будет удобнее, — вставил брат Иоанн и ткнул пальцем куда-то за груду тел. Глаза Финна сверкнули, рот оскалился в ухмылке. Добыча.

Да уж. Я рассчитывал найти оружие и снаряжение людей Старкада, быть может, какую-нибудь еду с их корабля, и это стоило бы гибели Коля, даже он сам согласился бы. Но я вовсе не чаял наткнуться на разбойничье логово, куда, похоже, давно сносили товары, отобранные у купцов, которым не повезло проплывать мимо Патмоса.

Целые локти сукна, от тонкого льна до вадмаля, бочки и ящики с какими-то мешочками, из которых сыпались пыль и труха.

Пряности! Желтый порошок куркумы, изогнутые алые стручки огнецвета, что могут выжечь дотла горло неосторожному, но если правильно их использовать, способны превратить любую еду в настоящее лакомство.

Горы золотистого миндаля, черные пики пряной гвоздики, огромные кучи коричневой пыли, в которой мы распознали тмин и кориандр, бочки с мгновенно узнаваемым нутом.

Мы глядели на все это, разинув рты, ибо в мгновение ока сделались настолько богаты, насколько прежде были бедны; впрочем, ошеломление быстро миновало, и мы принялись шумно радоваться каждой новой находке.

Мы хохотали, когда Коротышка Элдгрим развернул один мешочек из бочонка и чихнул так, что порошок разлетелся далеко вокруг золотой пыльцой. Следом за Элдгримом все остальные тоже начали чихать, и глаза заслезились.

— Корица, — выдавил брат Иоанн. Коротышка только что прочихал целое состояние.

Это нас отрезвило, мы стали осторожнее. Нашли тщательно уложенный и почти свежий перец, а еще какие-то крохотные золотисто-желтые плоды. От их вкуса сводило челюсти. Брат Иоанн сказал, что это лимоны.

Сокровища все не кончались: дюжины бочонков с оливами, самыми разными, а мы-то до сих пор видели всего одну породу, и то, когда осели в Миклагарде. И перец, светлый и темный, и кожа из нильских земель…

И оружие, много оружия — наконечники копий, ножи, греческие клинки без рукоятей и три красивых меча, явно выкованных в наших краях. Мы едва не расплакались, когда их отыскали.

Они стоили едва ли не больше всего остального добра вместе, и я забрал эти мечи, отменно скованные и с повествованием, словно записанным водой под поверхностью металла. Такие клинки называют веги — волнистые мечи, — и тем они и славятся, а других украшений на них нет или почти нет, рукояти просто обтянуты кожей.

Один меч я взял себе, а другие два отдал Финну и Квасиру, выделив их среди побратимов; и эти двое вряд ли были бы счастливее, надели я их кольцами с высокого сиденья в родовом доме, как и подобало ярлу. Мой первый набег принес немало богатств, и я ощутил власть ярловой гривны.

Итак, мы потратили целый день, перетаскивая добычу на «Волчок», прервались лишь затем, чтобы достойно похоронить Коля, уложили его в могилу-лодку вместе с частью копейных наверший и его оружием, а сверху поставили белые камни. Брат Иоанн произнес молитву, а я, как годи, коротко похвалил Коля перед Одином.

Позже брат Иоанн показал Финну, как готовить с лимонами, так что мы угощались бараниной, пропитанной влагой этих плодов, порубленных и смешанных с чечевицей и ячменем. Мы ели из общей чаши — той самой, какую оставили арабы, — и зачерпывали кашу свежими лепешками. Всяко лучше корабельной еды — грубого хлеба из отрубей, вяленой баранины, соленой рыбы и редких сушеных плодов, — но я все равно ел последним, только убедившись, что дозор на месте и бдит.

Мы жевали, лениво ухмылялись, любуясь своими щеками, толстыми, как белки по зимней поре. Наши животы были полны бараниной с лимоном, когда мы разлеглись у костра, неподалеку от мерно покачивавшегося «Волчка», и уставились на сожженный корабль арабов: людей на два корабля у нас не хватало, и не хотелось, чтобы какой-нибудь разбойник, сумевший ускользнуть, рванул бы за нами в погоню, пылая жаждой мести.

Побратимы восхищались новыми шлемами, кольчугами и мечами, меняли кольчужные рубашки, подбирая себе по размеру, и тут подошел Сигват, сжимая в руках кожаный мешок. Все воззрились на него. Оба ворона сидели у Сигвата на плечах, и многие принялись коситься и сплевывать, ибо так пристало ходить колдуну.

— Я нашел это среди добычи, Торговец, — сказал Сигват, не обращая внимания на косые взгляды, и протянул мне свернутый пергамент. — На латыни вроде как. Что там сказано?

Я не разобрал, зато смог брат Иоанн, поскольку написано было по-гречески. Священник читал и все сильнее хмурил брови.

— Это послание Хониата к архиепископу Ларнаки Гонорию. Тут говорится, что податели сего послания действуют от имени Старкада, который уполномочен Хониатом и вправе требовать любой помощи… и так далее. Кажется, они должны что-то забрать и отвезти Хониату.

— А что именно, не сказано? — спросил я. Побратимы подсели ближе, настороженно прислушиваясь.