Я велел приготовиться, догадываясь, что этот десяток — далеко не все арабы. И оказался прав. Едва мы отошли от развалин и приблизились к рощице кривых деревьев, на холме показались новые всадники. Их было много.
Я проклял нашу удачу и греков. Сотня или около того, сказал Валант. Он забыл упомянуть, что арабы верхом и отлично вооружены, а у меня ватага данов в обносках с копьями и щитами.
Мы встали в роще, а всадники собрались вместе и пронзительно завопили что-то вроде «илля-ла-лаакба».
— Торговец, — проворчал Финн, — здесь слишком просторно, деревья растут рядами, и они проскачут вдоль рядов, не задержавшись. Надо было оставаться в развалинах. Шиш бы они нас тогда взяли.
Но я хотел, чтобы они напали. Хотел разъярить их, заставить наброситься на юнца, по глупости избравшего такое неподходящее место. Хотел, чтобы Фейсал прискакал к нам сам, а не вздумал из осторожности пострелять из луков.
Так я и объяснил Финну, одновременно приказав разложить те самые тяжелые мешки, которые мы тащили на себе.
Финн помотал головой, когда услышал о моем замысле.
— Хейя! Далеко глядишь. Если выживем, это тебя прославит.
— Уже, — ответил я достаточно громко, чтобы слышали все. — Я Убийца Медведя.
Такова цена за гривну ярла — хвастаться и стоять в первом ряду побратимов. Но оно того стоило. Мои люди снова застучали в щиты, зарычали, и этот громовый рык на мгновение даже вынудил замолчать всадников. Затем они снова завопили и пришли в движение — словно оползень по склону.
— Стройся! — крикнул я, бросаясь в первый ряд. — Щиты сомкнуть!
Щиты, потрепанные, но крепкие, гулко ударились друг о друга; залязгало оружие. Краем глаза я углядел сверкнувший сбоку наконечник копья. В последний миг эти копья выдвинутся вперед, так что мы окажемся как бы за частоколом, а те, кто в кольчугах, будут защищать лишенных брони копейщиков.
Земля затряслась. Камни подпрыгивали, будто горох на сковороде, пронзительные крики становились все громче. Мне захотелось отлить, ноги подкашивались, но я уверял себя, что это от дрожи земли.
— Держись! — взревел Финн. — Стоим стеной!..
Они влетели в рощицу кривых деревьев, разделились на отряды, чтобы проскакать между рядов. Белый тутовник, вот что это такое, как я узнал позже; на нем разводили шелковичных червей для мастерской в монастыре.
Всадники стремительно накатывались, строем в два-три человека, держа обеими руками свои тяжелые копья — над головой или на уровне бедра. Я увидел Фейсала, теперь в шлеме и броне, и понял, что он высматривает меня, но нас разделяли два ряда деревьев; значит, ему придется проломиться через ветви и собственных конников.
Еще мгновение… Побратимы дружно заревели, шире расставили ноги, готовясь принять удар, выдвинули копья… И первые всадники напоролись на заблаговременно рассыпанные «вороньи когти», открыв кровавую жатву.
Удар был силен, наш строй зашатался, но устоял. Лошади кричали, сбивались с намета, спотыкались и падали, увлекая за собой следующих. Другие летели вперед, конь и всадник вместе, животное дрыгало копытами и с истошным воплем падало на частокол копий, а следом погибал и ездок. Они умирали, а мы стряхивали их с копий, как ягнятину с вертела.
Тутовник трещал, люди и лошади барахтались повсюду, арабы пытались высвободиться из-под тех, кто валился на них сзади, а крайние задние ряды — совсем уже редкие — поспешно сворачивали в разные стороны, чтобы не угодить в общую кучу.
Я повел Братство вперед твердым шагом, мы рубили, кололи и крушили всадников, подняв щиты и оставляя добивать врага тем, кто прикрывал нам спины. Один из наших завизжал, наступив на «вороний коготь», и это послужило своевременным предостережением остальным. Я видел, как кто-то пронзил врага копьем, а потом выдернул оружие, упершись ногой в грудь мертвеца.
Копыто ударило в мой щит, отшвырнуло меня в сторону, кто-то топором раскроил череп упавшему животному, чтобы оно перестало дрыгаться. Еще один конь зашевелился, норовя подняться, однако из его распоротого брюха вываливались лиловые внутренности. Араб выбрался из кучи, кашляя кровью. Ему хватило времени увидеть, как мой волнистый клинок отнимает его жизнь.
Большинство из них были уже мертвы, растоптаны и раздавлены громадной кучей из людей и лошадей, настолько высокой, что нам пришлось взбираться на нее, чтобы напасть на уцелевших.
Засвистели стрелы, оставшиеся в живых арабы спохватились и взялись за луки, но для них уже все было кончено — полегло ведь не меньше половины всего отряда. Я приказал прикрывать щитами тех, кто шел за нами и добивал раненых.
Наконец Sarakenoi развернулись и поскакали прочь, трусливо убегая. Мы радостно заорали, застучали в щиты, а Козленок приплясывал, прерываясь время от времени, чтобы вложить камень в пращу и метнуть в спины убегающим врагам. Может, кого-то он и задел.
Финн подошел, вытирая с лица пот и кровь, и похлопал меня по спине.
— Да уж, показали мы этим козопасам! Наших всего двое убитых, и еще несколько царапин. Волосатые ятра Одина, юный Орм, ты отлично придумал!