Волчье Семя

Мысленно атаман крыл себя матом, не понимая, как умудрился не оставить в засаде хоть кого-нибудь. Богатая добыча напрочь мозги отключила?! Так ведь и не на пару мальчишек нарваться можно! А мальчишки непонятные. Может, убрать их, к Нечистому? Один знак и… От стрелы с двух десятков шагов не увернешься. Или увернешься? Кое-кто может. Ларги, например. А хлопчики с оружием обращаются умело, и вообще пластика… Что-то больно спокойно держатся. Неужто не понимают, чем дело должно кончиться? Вряд ли! Проще поверить в двух малолетних вильдверов, чем в подобную беспечность. А с ларгами лучше не связываться, без потерь не обойдется.

– Да, многовато перхоти шлендрает*, - согласился Коготь. – Еще и баланду травят*, фуфлыжники! – он кивнул на орущего барона. – Слушай, мы тут телку потерявшуюся ищем. Тебе чувиха оторванная на клёвом ловеке в шнифты не лезла?*

Коготь решил идти напролом. Разбойники странные. Феню знают, но не родная она им. Атаману, в смысле, остальные молчат. Дисциплина, больше подходящая солдатам. Даже одежда разбойничья только у атамана. У остальных – как с учебника по маскировке в лесу. Баронский отряд положили образцово-показательно. Лесным такое не по зубам. Бойцы? Причем не простые дружинники, пластуны. Но чьи?! И почему позволили застать себя врасплох? Впрочем, не это главное. Не видеть Ядвигу эти парни не могли. Либо девушка недвижным телом (живым или мертвым) валяется в кустах, либо Лютый прикрыл ее от погони. Опять же, почему? В первом случае драки не избежать, во втором – наоборот. Эх, перекинулся бы Медвежонок, да понюхал… Но нельзя, это сразу бой, причем на уничтожение.

– А тебе что?

Лютый всё не мог принять решение. Уверенное, чтобы не сказать наглое, поведение мальчишки сбивало с толку. И второй спокоен, словно с сосунками в куче песка общается. А ведь должна бы хоть тень страха в глазах мелькнуть. Интерес мальчишки к пани Ядвиге и вовсе всё запутал. Вечная проблема: кто кому кто, и как в этом разобраться? А ведь надо, и быстро.

– Так сбондили краснючку*! А братан мой у нее в корешах прописан. Грит, надо фуцанов* на перо поставить, а чувиху на хазу вернуть.

– Так она, небось, сама допилила, – хмыкнул определившийся наконец с линией поведения атаман. – Тут до ее рынд* час хода.

– Может, и допилила, – рассеянно проговорил Коготь, оглядывая поле боя, и вдруг удивленно присвистнул: – Слышь, Лютый, а этот штымп* тебе нужен? – палец мальчишки уперся в пленного. – Это же тот, что кралю нашу увел! Может, пощекочу его трохи, он наколочку и мяукнет*…

– А сможешь? – хмыкнул Лютый.

– Обижаешь!

– А и пощекочи, – согласился разбойник. – Может, напоет что-нибудь интересное.

– Кстати, – ухмыльнулся мальчишка. – Ты пока своим скажи, пусть жмуриков к деревьям вдоль дороги прислонят. И каждому его косицу в зубы.

– Зачем?

– Шоб було! Ядзя оценит!

Коготь соскользнул с коня, двинулся к пленному, прошелся перед ним туда и обратно, поигрывая ножом, послушал визги барона и молча начал срезать с того одежду. Избавившись от куртки и рубашки, криво усмехнулся и произнес по-вентски:

– А ты, небось, и не помнишь Белку, а, Зессендорф?

– Кого? – вопрос вызвал у барона оторопь.

– Эльзу, – пояснил мальчик с каким-то особо жутким спокойствием в голосе. – Девочку, которую ты хотел изнасиловать. Отца ее убил… Не помнишь ведь, правда?

Зессендорф судорожно кивнул. Потом замотал головой.

– Как же так, – расстроился Коготь, – я ей обещал привезти на свадьбу твою голову. А ты даже не помнишь, за что страдаешь… А знаешь, это не страшно, – на детских губах вдруг расцвела улыбка, при виде которой нейдорфские воры вспомнили бы учителя Когтя, Кошмарика, избача и бабочника, с которым предпочитали не связываться матерые мокрушники*. – Это совсем не страшно. Вспоминай любую. Их же много было. Вот и вспоминай, пока я тебя строгаю. И рассказывай. Про Ядвигу Качиньскую. Чем быстрее расскажешь, тем скорее я тебя отпущу. А это тебе для разгону.

Рука Когтя рванулась вперед. Казалось, нож едва коснулся кожи, но барон изогнулся дугой и завопил, будто в него ткнули раскаленным железным прутом.

– Что ж ты так кричишь-то? – удивился Коготь. – Тебе же еще не больно. Я просто ножик пробую. Вот сейчас будет больно.

Еще одно касание. И новый вопль, страшнее предыдущего.

– Атаман, ты по-вентски понимаешь? – повернул голову мальчик. – Это хорошо. Ну что, барон, расскажи, за каким ляхом тебе Ядзя потребовалась?..

Весь допрос Лютый молчал. Разбойники утащили в лес добычу, увели коней, очистили дорогу от трупов. Атаман невозмутимой статуей маячил за спиной странного мальчишки, работающего палачом. Сам ни одного вопроса не задал. И только когда затих последний крик пытаемого, задумчиво произнес по-сварожски:

– В Нейдорфе урок учат вести допрос?

– У меня и другие учителя были, – откликнулся Коготь на том же языке. – Может, и те же, что у тебя. Уберите луки, атаман. Без потерь нас не взять.

Вот теперь мальчишка был натянут как струна.

– Я уже понял, – кивнул Лютый. – К тому же твой братец смылся и прячется где-то в лесу. Надо понимать, собирается нас по одному перерезать, если что.