Ложность подобной оценки граничит с гротеском. В 1952 году вышел первый выпуск инициированного британско-нидерландским нефтегазовым концерном Shell социологического исследования молодежи, изучения взглядов, ценностей, привычек и социального поведения молодежи (раз в четыре года это исследование проводится до сих пор). Его результаты доказали безосновательность тревоги, которую били защитники молодежи, поскольку оно представило образ необычайно интересного и положительного поколения, удивительно легко справившегося с травмами военных и послевоенных лет. Правда, к этому исследованию тогда отнеслись с таким же недоверием, с каким относятся и сегодня, и оно не помешало полиции и департаменту по делам молодежи развязать настоящую войну против «трудновоспитуемых подростков». Особую панику вызывал у властей призрачный феномен «распутных девочек». Сегодня это кажется форменной патологией.
За страхом перед распутством скрывалась досада на молодежь, которая отвернулась от старшего поколения и не стеснялась демонстрировать презрение к нему, хотя сама еще не успела встать на ноги и свое разочарование выражала не иначе как в деструктивной форме. И сама диктатура, и ее крах основательно дискредитировали старших в глазах детей. Чем более страстно дети когда-то верили в Гитлера, тем более обманутыми чувствовали себя теперь. Считая своих родителей неудачниками, которые не смогли уберечь их от беспризорности или от утраты нормальной домашней жизни, они все больше убеждались в том, что теперь сами – кузнецы своего счастья. Александер Митчерлих писал в 1947 году, за два десятилетия до 1968 года, о «разрыве поколений». Он описывал анархический нигилизм многих молодых людей, видя в «грубости и враждебности их слов, нервной бессмысленности их жестов» чудовищную глубину их «неверия в мир», их разочарования в «деле их отцов». Его тоже ранило стремительно «распространяющееся глубокое презрение молодежи к старшему поколению и идентифицируемому с ним порядку жизни», хотя он и понимал и, в сущности, разделял это презрение. Тех же представителей старшего поколения, которым не хватало честности признать правомерность такого отношения к ним, переполняли горечь и ненависть, особенно при виде девушек, тянувшихся к чужим солдатам, слушавших их музыку, перенимавших их моду и имитировавших их язык. В американизации молодежи словно бы сосредоточился весь позор поражения и заблуждений родителей, искавших в истерической борьбе против «распутства молодежи», казалось бы, совершенно аполитичную культурную отдушину. Можно было оставаться нацистом, не заявляя открыто о своих идеалах, а ведя «компенсационную» войну против своих собственных детей, против Беате Узе, против комиксов, против «негритянской музыки» и против джиттербага – одним словом, против всей этой грязи и пошлости. Насколько при этом существенны были старые «линии фронта», становится ясно из того факта, что инструментами разложения называли как «голливудскую гадость», так и «культурный большевизм».[280]
[281][282]Глава восьмая
Перевоспитатели
Три писателя и офицера отдела пропаганды трудятся над немецким духом
Когда армии антигитлеровской коалиции пересекли границы Третьего рейха, у солдат и офицеров были четкие, тщательно разработанные инструкции о том, что делать и как себя вести на оккупированных территориях. Они хорошо подготовились к общению как с пленными солдатами, так и с гражданским населением. Существовали обширные планы решения важнейшей задачи после физической победы – завоевания психики побежденных. Как вылечить немцев от высокомерия? Как выбить из их мозгов расизм, которым их отравляли в течение двенадцати лет и который настолько въелся в их сознание, что его, судя по всему, было не вытравить никакими, даже еще более зверскими, ковровыми бомбардировками?
К союзникам присоединились немецкие эмигранты, которые работали на передовой линии психологического фронта и должны были обеспечить надежность и необратимость капитуляции своих земляков. Для Советов это была, например, «группа Ульбрихта», названная именем Вальтера Ульбрихта – эмигрировавшего в СССР функционера КПГ, будущего лидера СЕПГ. Она подчинялась седьмому отделу (отделу пропаганды) Главного политического управления Красной армии. Там с самого начала войны рука об руку работали немцы и русские. Среди русских было много почитателей Баха и Бетховена, Гёльдерлина и Шиллера, ценивших многовековую историю германско-русских отношений, среди немцев – журналисты и писатели, поставившие свой талант на службу пропаганде в виде листовок и текстов радиопередач: например, Эрих Вайнерт («Зеленый цвет – цвет моего оружия»), Вилли Бредель, Альфред Курелла и Фридрих Вольф.[283]