Волчье время

Юлиус помнил разговор, произошедший в ратуше между мессером Иремом и Римкином, сказавшим коадъютору, что он хотел бы обсудить совместные действия Ордена и магистрата по искоренению преступности и наведению порядка в городе. Сэр Ирем тогда посмотрел на Римкина, как будто бы в жизни не слышал ничего забавнее, и усмехнулся: "Знаете, советник, каждый раз, когда я вижу вас, я вспоминаю одну басню... Как-то раз одна ворона увидела, как орел спустился с неба и унес ягненка. Тогда эта жадная и глупая ворона выбрала самого крупного барана в стаде и впилась в него когтями. Разумеется, поднять барана она не смогла, а когти намертво застряли в бараньей шерсти, и вороне оставалось только хлопать крыльями и каркать, пока не пришел пастух и не убил тупую птицу своей палкой... Когда вы потребовали выдать вам дан-Энрикса и вывели на площадь у дворца несколько тысяч человек, вы не подумали о том, сумеете ли вы держать этих людей в узде. Судя по вашему обеспокоенному виду, положение у вас и в самом деле незавидное. Но с чего вы взяли, что я захочу вам помогать?"

Эйварда Римкина тогда чуть не хватил удар. Юлиус опасался, не придется ли ему сегодня выслушать что-то похуже.

К счастью, если сам лорд Ирем деликатностью не отличался, своих подчиненных коадъютор вышколил безукоризненно. Ни охранявшие дворец гвардейцы, ни молодой человек, назвавшийся стюардом сэра Ирема и проводивший Хорна в ярко освещенный аулариум, ничем не выдали своего удивления по поводу его костюма и ушиба на лице.

Ждать Ирема пришлось довольно долго. Наконец, он быстрым шагом вошел в аулариум, на ходу кивнув своему гостю.

- Здравствуйте, советник. Мне сказали, вы хотели меня ви... - тут Ирем наконец-то присмотрелся к посетителю и замолчал на полуслове.

- Что у вас с лицом? - с холодным любопытством спросил он.

- Меня ограбили, пока я шел сюда, - коротко сказал Хорн, мысленно пожелав бестактному каларийцу провалиться. Воспитанный человек на месте Ирема сделал бы вид, что ничего не замечает, предоставив собеседнику решать, хочет ли он распространяться о своих неприятностях. - Но это не важно, я не собирался обсуждать с вами такие пустяки.

Лорд Ирем вскинул бровь.

- Вы шли сюда пешком? Без слуг и без охраны?..

Юлиус нетерпеливо повел плечом.

- Для того, чтобы пройти две улицы до ратуши, носилки не нужны... Когда я выходил из дома этим утром, я не думал, что придется идти во дворец. Кроме того, я не хотел бы, чтобы кто-то знал о нашей встрече. Меня могут неправильно понять.

Сэр Ирем заинтересованно взглянул на собеседника.

- Вы думаете, кто-нибудь из ваших слуг шпионит и доносит Римкину, где вы бываете и с кем встречаетесь?

Эту чудовищную мысль Ирем озвучил с таким видом, словно интересовался мнением советника о завтрашней погоде. Юлиус смерил собеседника холодным взглядом, собираясь объяснить, что не хотел давать кому-то повода судачить о своих поступках, потому что болтовня прислуги слишком часто порождает кривотолки в городе, но, вспомнив разговор в тюрьме, не произнес ни слова.

От сознания того, что дикое предположение мессера Ирема больше не кажется ему нелепицей, Юлиус ощутил противный холодок под ложечкой. Я что же, в самом деле верю, что Римкин способен на подобные поступки? - мысленно спросил он сам себя. И сам себе ответил - еще как способен. Римкин не дурак, он с самого начала видел двойственное отношение соратника к дан-Энриксу, а значит, должен был подозревать, что рано или поздно они с Юлиусом могут оказаться по разные стороны баррикад. И Юлиус уже неоднократно убеждался в том, что Римкин не страдал излишней щепетильностью. Ирем был прав, бывший союзник вполне мог шпионить за главой Совета. И, может статься, в глубине души Юлиус понимал это уже давно - недаром же он приобрел довольно странную для человека его положения и статуса привычку выходить из дома без прислуги...

- Даже если и так, это сейчас неважно, - сухо сказал Юлиус. - Я пришел к вам по другому делу. Сегодня я навещал дан-Энрикса в тюрьме, чтобы удостовериться, что с ним достойно обращаются. Я спросил, нет ли у него каких-то жалоб или просьб, и он сказал... - советник замолчал. Все фразы, которые он успел придумать, ожидая Ирема, внезапно показались ему страшной глупостью. Юлиус отчужденно подивился самому себе - как Меченому удалось заставить здравомыслящего во всем остальном советника участвовать в таком безумии?

Определенно, этот человек меня околдовал, подумал Хорн. И, тяжело вздохнув, сказал: