Волчье время

- А тот труп в гостинице... это устроили не вы? - Юлиус сам не знал, зачем он это говорит. Если сэр Ирем в самом деле совершил убийство и подлог, то он, конечно, в этом не признается. Советник понимал абсурдность собственных вопросов, но молчать все равно было выше его сил.

Ирем прищурился.

- А вы и вправду думали, что я убил какого-то беднягу, изуродовал ему лицо и приказал подбросить труп в гостиницу?.. Да за кого вы меня принимаете? - рыцарь задал этот вопрос усталым тоном, без насмешки и без гнева, и, возможно, именно поэтому Юлиус окончательно поверил в то, что он не притворяется.

- Мне очень жаль, - искренне сказал он. Ирем воспринял его извинения так же спокойно, как и недавний оскорбительный вопрос.

- Ничего страшного. На вашем месте я предположил бы то же самое. В конце концов, когда убили Кэлрина, я был практически уверен в том, что это покушение подстроил Римкин. Крикс был прав, мы все сошли с ума.

- И что нам теперь делать? - спросил Хорн.

- Нам?.. - Ирем чуть заметно усмехнулся оговорке Хорна. Впрочем, эта мимолетная улыбка совершенно не вязалась с его потухшим, мрачным взглядом. - Полагаю, ничего. Насколько я могу судить, дан-Энрикс ждет от нас именно этого.

Юлиус удивленно посмотрел на коадъютора.

- Я не могу осудить человека на смерть за преступление, которого он, судя по всему, не совершал. Я не убийца, - сказал он. Ирем пожал плечами.

- Вы тут ни при чем. Проголосуйте против казни и не вешайте на себя лишнего. Хочется верить, что дан-Энрикс знает, что он делает.

- "Знает, что делает"?.. - советник осознал, что смотрит на мессера Ирема примерно с тем же чувством, с каким он совсем недавно слушал Крикса. Но если дан-Энрикса все-таки можно было заподозрить в сумасшествии, то Ирем, без сомнения, безумным не был. - Вы считаете, у Меченого есть какой-то план спасения? - с надеждой спросил Юлиус.

- Совсем не обязательно, - сэр Ирем пристально взглянул на собеседника, и Хорну почему-то стало жутко. - Если бы вы знали Крикса столько, сколько его знаю я, то вы бы понимали, что к его решениям не стоит подходить с обычной меркой. Крикс поступит так, как, с его точки зрения, угодно Тайной магии - а эта магия построена на парадоксах. Может быть, дан-Энрикс верит в то, что, чтобы выполнить свое предназначение, Эвеллир должен умереть.

* * *

Оставшись в одиночестве после ухода Юлиуса, Меченый вскочил с постели и, набросив тощее шерстяное одеяло на манер плаща, начал нервно расхаживать по камере. Он до сих пор не мог поверить в то, что все происходящее ему не снится. Раньше он не замечал, что в городской тюрьме довольно холодно, но сейчас Меченого колотил озноб, и ему приходилось сжимать зубы, чтобы они не начали стучать.

Послезавтра. Уже послезавтра!..

Несколько последних дней - или недель? - казались Криксу долгим и тяжелым сном, какой бывает у больных во время лихорадки. Усиление Истока сделалось настолько очевидным, что казалось невозможным, как все остальные умудряются его не замечать.

Меченый чувствовал, как сквозь остатки поставленной Альдами печати в город медленно сочится Тьма. Теперь, когда Тайная магия исчезла без следа, на свете не осталось больше ничего, что заслоняло бы его от этого сгущавшегося мрака, и дан-Энрикс постоянно чувствовал, что ему тяжело дышать, как будто на его груди лежал огромный камень. Охватившая его апатия казалась вязкой, как болезнь.

В одну из этих бесконечных, тягостных ночей, лежа на жесткой койке и бездумно глядя в темноту, дан-Энрикс пережил момент кошмарного сомнения - что, если он давно сошел с ума, и все его теперешние мысли, ощущения и страхи - только плод владеющего им безумия?.. От этой мысли Меченого бросило в холодный пот. Попытки опереться на рассудок и на собственную память ни к чему не привели - дан-Энрикс, в общем-то, и раньше понимал, что не вполне оправился после магических допросов, но сейчас он ужаснулся, осознав, каким растерзанным и спутанным стало его сознание. Ему казалось, что он прикасается к открытой ране.

Тишина и мрак окутывали Меченого, как удушливое облако. Ему хотелось встать и, подойдя к двери, колотить в створку кулаками, пока стража не откроет дверь, чтобы утихомирить заключенного. Хотелось видеть свет и слышать человеческие голоса, чтобы почувствовать, что он по-прежнему принадлежит реальности.

Дан-Энрикс стиснул зубы и закрыл глаза, как будто отгораживаясь от царящей вокруг темноты. Он мысленно сказал себе: "Если я в самом деле сумасшедший, который воображает себе разные несуществующие вещи, то мое безумие не может навредить кому-нибудь, кроме меня. Но если я не сумасшедший, значит, все мои сомнения и страхи исходят от Истока, и поддаться этим мыслям - то же самое, что дать ему еще одно оружие против себя. И, если уж на то пошло, в мире есть вещи пострашнее, чем сойти с ума. Я должен исходить из мысли, что я прав - другого выхода у меня нет".