Волчьи стрелы. Часть первая

Он ощутил ее дыхание у себя на шее и закрыл глаза, не в силах что-либо сделать или ответить.

– Ну да ладно, к делу! Так зачем пожаловал? Говоришь, развести их хочешь? – голос Далемиры прозвучал уже на небольшом отдалении. Яромир понял, что она отстранилась. Он открыл глаза, смахнул испарину со лба и попытался собраться с мыслями.

– Да, чтобы никогда и ни за что вместе им не бывать, чтобы судьбы их, как две стороны луны, никогда в одну не сложились! И чтобы батюшки их и руки друг другу не подали!

– И все?

– Все! – неуверенно ответил княжич.

– Разве? – переспросила девица с чарующей улыбкой. Мерцающий свет пробегал по ее лицу, искрясь в васильковых глазах и колеблясь в бесконечных ресницах.

– Нет, не все! Хочу....хочу, чтобы он.... никогда счастья не видал! Чтобы ни одна девица с ним не была, чтобы не знать ему ни радости, ни потомства!

– Что же, будет по-твоему, молодец!

– И что же еще от меня надобно для этого? – уточнил княжич.

– Что надобно? Жить, не тужить, да добра наживать. Да ждать, когда воля твоя исполнится, – спокойно ответила она.

– И сколько же ты хочешь за труд свой колдовской? – спросил Яромир, потянувшись за мошной с монетами.

– Не спеши, молодец! Ведь колдовство пока не свершено. А ежели не выйдет?

– А может?

– О том лишь Боги едины ведают. Покуда всегда выходило. Но деньги убери! Монеты, что каменья – тяжело на душу ложатся. Вот свершится отворот, тогда и потолкуем о награде. А нынче не кручинься и иди с миром.

– А ежели я обману, не приду боле, чтобы отплатить за службу? Не боишься, ведунья? – княжич немного осмелел, голос его стал жестче.

– Ты воротишься, молодец, даже не сомневайся в этом! А от любви своей запретной, считай, ты уже излечился.

Колдунья загадочно улыбнулась и снова поклонилась на прощание, растревожив свои великолепные локоны.

Глава 7. Горе-колдовство

Дни пролетали быстрее, чем пожелтевшие листья срывались с деревьев. Время пришло: Святая Варвара готовилась принять под своими сводами очередных знатных молодоженов.

Грозовой тучей, что рухнула с небес на землю, громада хмурилась посреди детинца. Храм словно держал в узде веселье белоснежных церквей, резных теремов и хором, рассыпанных вокруг. Лишь безбожники голуби не питали трепета перед вековой святыней. Облепив полукруглые закомары, на которых покоились своды, бровки⁴⁸ над вытянутыми окнами и выпуклые пояса орнаментов, они нахохлились с важностью бояр.

Горе той сеяжской княжне, что дерзнет повенчаться в любом другом соборе: вовек не видать ей здорового потомства. Во всяком случае, так гласило древнее поверье, и никто не смел в этом усомниться. Поэтому свадьба растягивалась не на неделю, а почти на целый месяц. Венчание перед господом, потом – долгий изнурительный путь через лысые леса, отсыревшие седые поля, морщины холмов и рытвины оврагов, деревушки, становища. И все это по каше распутицы, заваренной осенними дождями. Наконец, Господин Великий Гривноград, свадебный пир во дворце жениха. Не многие могли отважиться на такой путь дождливой осенью, но оба князя – и Невер, и Всеволод – сочли промедление непозволительным.

– Расступись! Молодые едут! Молодым дорогу! – раздались крики Борислава, едва слышные в гуле толпы. Как дружка⁴⁹ Ладимира, он должен был скакать вперед и предупреждать всех о приближении свадебного поезда. В красной рубахе с жемчужным косым воротом и белом развевающемся плаще, он пролетал над волнами голов, подобно комете.

Вдалеке уже было слышно, как взрывалась толпа, приветствуя многоцветную реку свадебной процессии. Рев подкатывал все ближе, будто наступало многотысячное войско. Сперва показался возок невесты, шедший впереди на небольшом отдалении. Сбруя каурой лошади и дуга над ней были сплошь увешаны лисьими хвостиками и колокольцами. Княжна сидела неподвижно и обреченно. С ее зубчатого, словно верх частокола, серебряного налобника на плечи падали нити крупного жемчуга, а белое атласное платье с «аршинными» рукавами индевело разводами серебра. Рядом с ней расположилась почтенная сваха.

Яромир понуро плелся верхом вслед за женихом вместе с друзьями и дружинниками. Колдовство не сработало, но ему уже не было до этого никакого дела. В одном не обманула ведунья: все запретные мысли о сестрице растаяли, как утренний туман. Зато на смену им пришло новое, куда более сильное наваждение – сама Далемира. Лишь о ней думал княжич с того момента, как покинул ее скромное жилище.

Уже которую ночь он видел один и тот же сон, а после пробуждения сердце его било набатом, испарина жгла лицо. Он пробирается сквозь темный мрачный лес, тот самый, где живет ведунья. Под ногами – жилы корней и шерстистый мох. Отсыревшие лысые деревья, все в морщинах и наростах, тихо стонут, точно жалуются друг другу на тяжелую жизнь и хвори, как старики на завалинке. Вдруг впереди сквозь поволоку лесного мрака сверкает начищенным медным зеркалом водная гладь. Бор ступеньками спускается к озерцу, деревья сменяются корявыми кустами, и Яромир выходит на заболоченный бережок. За высокими камышами слышны всплески и звонкий смех.