Волчья дорога (СИ)

Корвин, вахтмейстер крепости Гаунау тоже пребывал в недоумении. Полном. "Эх судьба, шлюха старая, пошутила на старости лет, — сердито ворчал под нос ветеран, шаркая ногами по серому камню. — Нашла, понимаешь для юмора объект. Или над кем шутить, если попросту. Вначале в крепость загнала, в мешок каменный засунула и веревкой привязала. Потом их милость генерала послала — вовек бы той милости не видать. И ведь действительно — не видать. Уже с неделю как, аккурат после той шутки с приблудной девчонкой и ее милым дружком из каземата". Тут Корвин невольно улыбнулся в усы. Дернулся болью шрам на лице — улыбка получилась злая, волчья. Хорошо его достал тогда господин комендант. Тростью, на площади. Хорошо. И даже не обернулся посмотреть, кого ударил. Вот и Корвин — ночью, когда беглецы уносили ноги — он тоже взял и не посмотрел. Ибо...Весёлая, словом, получилась шутка — усмехнулся вахтмистр ещё раз. Вот только господина коменданта после неё никто не видел. И внутренний двор закрыт на ключ, ржавеет в снегу заклепанная наглухо решетка. Стражу солдатскую сняли, кроатов поставили, внутрь запретили заходить. И воет там что — то ночами, как волк на луну. Глухо, яростно. Так, что крестятся и бледнеют не только новички но и бывалые ветераны. Корвин, от греха подальше внутреннюю стражу вообще убрал, пехота днем жалась к стенам и обходила внутренний двор десятой дорогой. А ночью вообще... Хорошо хоть стены каменные, да решётки стальные. И то, пока заснешь — десять раз перекрестишься. А вчера чёрт опять обоих Холле обратно принёс. Битых — у старого Корвина на такое взгляд наметанный — но от этого вдвое надменных и злых. Начальство на его голову. И жрать нечего....

Тут старый вахтмейстер обернулся. Узкие коридоры, камень вокруг, тишина да вода со сводов каплет. Медленно, мерзко так. Никого. Впереди — тусклый свет. Очередной пост. Хриплый кашель — от сырости болели лёгкие. Пахнуло серой — вдруг. Вахтмайстер поморщился — нет показалось. Память о давних днях. Фландрия, Бреда, подкоп. Еретики тогда достать не смогли — так сейчас крепость доконает. В бойнице — длинная серая тень. Северо-западный бастион, горжа. Пока все обойдешь — а обойти надо, на то Корвин здесь и вахтмайстер — главный по патрулям и прочей страже. Положено. И все равно — пока обойдешь — в животе кишки такое спляшут... А обойти надо, на то он и вахтмайстер тут. Даже не ради генерала или Холле — прорвались они пропадом — а просто, чтобы себя потом уважать. Ибо...

— Когда обойду — как раз Рон вернётся, — бурчал под нос ветеран, проходя очередную стражу, — парень справный, чего-нить да принесёт. И делится обучен...

Угол, пост, поворот. Камень вокруг — рыж и кроваво— красен. Серая известка, чёрная вода — полосами. Огонёк фонаря в руке колышется, бросает рыжие пятна. Все в порядке. Вроде. Коридор изгибается, уходит налево углом. И оттуда — голоса и негромкий шелест.

Вахтмайстер подобрался, отставил фонарь и — мягким шагом, тихо, скользнул вперёд, положив руки на эфесы клинков — шпаги и старой испанской даги. Голоса впереди стали четче, уверенней. Один он узнал. Рон, егерь, чубарый смешной паренек. Кто с ним? И Какого черта он вернулся?

**

— Так как же вы возьмете крепость, капитан?

— Просто, ваша светлость. Помните сказку — сезам, откройся? Как — то так. Подойдем, постучим, скажем волшебное слово.

— Какое?

**

— Старый козёл, — изумленно выдохнул вахтмайстер Корвин, узнав Рона и его спутников. Кухонная девчонка — та самая, ее милый из каземата и рядом — грузный, что твой медведь, здоровяк, заросший до глаз бородою.

Пауль Миллер, майстер-сержант, Корвинов старый, еще по осаде Бреды приятель.

— Сам козёл, — бросил тот. Улыбнулся и протянул руку, — привет. Рад, что живой. Есть дело...

4-15

Внутри

Следующий день. Уже, вечер, небо чистое, для разнообразия, без унылой серой пелены. Багровое, закатное, расчерченное на тонкие полосы облаками. Опять дорога, лес, и надоевший до чертиков снег. Мокрый, чернеющий снег, рассыпавшийся в в мокрую хлябь под сапогами. Рота шла — из последних сил. Шла... Капитан стоял, пропуская ряд за рядом мимо себя. Оглядывал хмурые лица, повозки, оружие в закутанных от мороза руках. Живым олицетворением порядка и дисциплины. Хотя, на самом деле — просто сухое место под сапогом, отдохнуть захотелось.

— Не пора ли командовать привал, капитан? — их светлость. Опять. Привык Яков слышать под ухом ее чуть надтреснутый, дребезжащий голос. Вечная загадка, с издевательством пополам. Даже не удивился. А вот она сейчас удивлена, похоже. Наверное, тоже привыкла, просчитала время, не хуже сержанта знает, что пора. Не раз шутила, что по Якову можно сверять часы. Но не сейчас. Сейчас — из-за поворота долетел свист и протяжные крики. Стена деревьев впереди поредела, распалась. Вместо елок пошли липы. Их тонкие стволы, словно скелеты с опавшей листвой. А сквозь них плещется багровое небо и поле. И длинные, седые от снега валы. Дозорная башня — тонкая, как палец грозящий небу. Караульные башенки по углам — низкие под сводчатой крышей. Чёрная полоса воды. Ров. Крепость Гаунау.