Волчья ягода

Обреченно повесив голову, он поплелся в гостиную и опустился на колени, чтобы собрать на поднос остатки вчерашнего несостоявшегося чаепития и отнести их наконец на кухню.

Снова вспомнил, что проспал на работу, и как-то равнодушно отметил, что совсем туда не торопится.

Он просто устал.

Наверное, слишком долго делал вид, что самое главное для него в жизни – это работа. Скрывался за кипами бумаг и документов, забивал голову проектами и сметами. Создавал свою огромную империю, а на самом деле ведь всегда знал, что гораздо важнее этой огромной – другая, совсем крошечная, и не империя вовсе, а просто маленький мир, в котором уютно втроем.

С Майей он столкнулся в коридоре – она только что вышла из ванной и мчалась стрелой обратно в гостиную, а он с подносом в руках шел на кухню.

И опять она не сказала ему ни слова. И даже, кажется, взгляд отвела. Нарочно.

Что это с ней? Или, может, показалось?

Да нет, не показалось. Буквально через несколько секунд послышался ее голос из прихожей:

– Ну, я побежала! Всего доброго!

– То есть… То есть как это – побежала? – Опешив, он едва снова не уронил поднос. Вот бы смеху-то было, если бы уронил. – Майя, подождите, мы же еще… Даже не попрощались!

– Так я же сказала – всего доброго! И спасибо… за ночлег.

– Не за что. – Он в считанные секунды оказался рядом и теперь стоял напротив, почти вплотную, и внимательно рассматривал веснушки на ее лице.

Странно, как это он раньше эти веснушки не заметил? Рыженькие веснушки на бледной коже. Как ягоды на поляне, залитой солнцем.

– Да что вы на меня так смотрите? – Она нахмурилась.

– У вас, оказывается, веснушки. Как у моего Федьки. Только у него на носу, а у вас – на… щеках.

Он чуть не сказал – «на щечках».

– Дались вам мои веснушки, – проговорила она куда-то в сторону и схватилась за ручку двери.

– Майя, да что это с вами? Вы куда так торопитесь?

– К врачу, я же сказала!

Про врача она врала – однозначно. Потому что сама же несколько минут назад призналась в том, что к врачу она «безнадежно опоздала». Если безнадежно, значит, нет уже никакой надежды к этому врачу попасть. Спрашивается, зачем так торопиться?

– И вообще… Вы, кажется, ждете гостей, так что мне лучше…

– Что?! – Арсений чуть не подпрыгнул на месте, вдруг совершенно точно расшифровав причину ее поспешного бегства. Это она из-за Аськи так разволновалась, что ли? Ведь слышала его разговор! Как пить дать слышала! И после этого вдруг разнервничалась, и стала смотреть мимо, и разговаривать почти перестала…

Так это что же получается? Получается, что девушка Майя некоторым образом его… ревнует?! А ведь, черт возьми, так и получается!

И от этой мысли он так по-детски обрадовался, что ему ужасно вдруг захотелось ее расцеловать.

То есть не расцеловать, а просто – поцеловать. И непременно – в губы, полуоткрытые, которые как будто были готовы к этому поцелую, как будто ждали его, которые были так близко…

Он не стал раздумывать – просто обхватил руками ее лицо, успев заметить, как вздрогнули испуганные ресницы, и поцеловал, сходя с ума от страха и от переполнявшего душу детского, почти щенячьего, восторга.

Правда, ответного поцелуя на своих губах, к большому огорчению, он не почувствовал. Ощутил только непонимание и яростное сопротивление…

Через секунду он снова увидел ее глаза – испуганные и немножко злые.

– Это я вас поцеловал, – глупо объяснил он, отвечая на невысказанный вопрос о том, что же это было.

Ни слова не сказав, она дернула за ручку двери и, быстро скрывшись в проеме, громко захлопнула эту дверь прямо у него перед носом. Так громко, что искры из глаз посыпались…

«Или это штукатурка падает с потолка?» – весело подумал Арсений, задирая наверх голову.

Нет. Со штукатуркой на потолке было все в порядке. Хотя он бы ничуть не удивился, если бы сейчас посыпалась на него не только штукатурка, но обвалился бы весь потолок. Целиком и полностью, со всеми… вытекающими из него этажами. А заодно и пол исчез бы из-под ног, а за окном вместо утреннего солнца появились бы три луны сразу. И если бы…

В общем, он ничуть не удивился бы сейчас, если бы мир у него на глазах перевернулся.

Но вместо глобальной мировой катастрофы случилась другая – гораздо более мелкого, семейного, масштаба.

– Па-ап, – услышал он за спиной тихий голос сына.

Федька стоял посреди прихожей, бледный и чем-то насмерть перепуганный.

– Ты чего? – изменившимся голосом спросил Арсений, холодея от страшного предчувствия и уже почти срываясь с места, чтобы в очередной раз звонить в «Скорую помощь».

– Пап, я видел… Я видел, вы целовались… Значит, ты теперь… Вы теперь… Поженитесь, да?

«Нет», – хотел сказать Арсений. Но почему-то не смог.

– А как же… как же – мама? – совсем тихо спросил Федор, низко опустив голову.

И вдруг заревел – громко и жалобно, совсем по-девчачьи, и по щекам быстро-быстро заструились вниз торопливые слезы…

– О Господи! – выдохнул Арсений. – Да что же это?..

Подошел, присел на корточки, прижал к себе и долго-долго гладил по спине, успокаивая и убаюкивая.