Волчья каторга

— А когда они в нее заглядывали? — поинтересовался Иван Федорович.

— Дык, когда достучаться до постояльца своего не могли… — ответил городовой.

— А двери они при вас отбивали? — остро глянул на него Воловцов.

— Нет, до нас еще.

— А кто слышал, как они двери отбивали? — спросил судебный следователь, доставая из кармана свою памятную книжку.

— Да все, кто в коридоре были, — ответил Самохин. — Постояльцы, прислуга, опять же, Семка этот, пацаненок…

— Что вы еще можете добавить?

— Когда пришел господин надзиратель Поплавский, мы вскрыли двери номера и обнаружили труп. С признаками насильственной смерти, — добавил городовой Самохин. — А потом господин надзиратель начал допрашивать свидетелей…

— Да, я ознакомился с протоколами допросов, — сказал Воловцов. — А вы могли бы вызвать господина Поплавского ко мне?

— Конечно. Как только от вас выйду, так его и найду. И скажу, что вы его ожидаете.

— Хорошо, — кивнул Иван Федорович. — Благодарю вас, вы свободны… Хотя, нет, Петр Степанович… Как найдете господина полицейского надзирателя, приведите его ко мне, а сами побудьте покуда в коридоре. Я поговорю с Поплавским недолго, а потом вместе в меблированные комнаты сестер Малышевых двинемся. Поглядим на месте, что к чему…

— Слушаюсь….

Полицейский надзиратель города Дмитрова господин Филимон Кондратьевич Поплавский лет десять уже дожидался, когда Панкратий Самсонович Разумовский подаст в отставку, дабы занять его место. Но начальник Дмитровской полиции Разумовский оказался вечным, и столь долгое и, как уже стало казаться Поплавскому, нескончаемое ожидание желанного карьерного роста наложило отпечаток и на внешность, и на характер полицейского надзирателя. Был Поплавский меланхоличен, если не сказать безразличен ко всему, что творилось вокруг, служение ему, видимо, крепко осточертело, и, будь его воля, а главное, место, куда податься, он давно бы ушел из надзирателей в какой-нибудь департамент или даже в контору помощником столоначальника. Но в Дмитрове теплых и незанятых мест не имелось, а для того, чтобы занять таковое в Москве, Поплавский уже потерял хватку, а вместе с ней и саму возможность на перспективу. Глаза его имели такое же выражение, какое можно заприметить у побитого пса, уже потерявшего надежду отыскать вожделенную косточку с мясом и слоняющегося теперь возле мусорных ящиков просто по привычке и от нечего делать. Да и вся внешность надзирателя была какой-то уставшей и мятой, если не сказать, измочаленной, будто на нем недавно пахали или возили воду.

— Полицейский надзиратель, титулярный советник Филимон Кондратьевич Поплавский, — представился он Воловцову.

Иван Федорович назвал себя и протянул для пожатия руку. Ладонь у Поплавского была мягкой, пожатие вялым и бессильным.

— Прошу вас, присаживайтесь, — обратился к титулярному советнику Воловцов.

— Благодарю вас, — меланхолически ответил Поплавский и присел на краешек кресла. Но не из робости или стеснения перед московским начальством, а в силу характера, не позволяющего делать все полностью и до конца…

— Я прочитал ваши протоколы допросов, но мне все же хочется услышать от вас характеристики допрашиваемых лиц и все, чему вы явились свидетелем. Давайте начнем с того, что к вам прибежал этот пострелец Семка и передал просьбу городового Самохина прийти в меблированные комнаты Малышевой на Московской улице. Итак, что происходило далее?

— Да, все так и было: прибежал прислужник Малышевых, сказал, что меня просит прийти к ним городовой Самохин, ну, я и пошел…

— В котором часу вы прибыли в меблирашки Малышевой? — спросил Воловцов.

— Было что-то около трех часов пополудни, — ответил полицейский надзиратель.

— И что вы увидели?

— Я увидел городового Самохина, Глафиру Малышеву и ее сестру. Они стояли возле запертой комнаты и дожидались меня.

— В каком состоянии находились сестры Малышевы?

Поплавский устремил взор куда-то вбок, словно припоминая. Потом медленно ответил:

— Мне показалось, что они взволнованы.

— Но ведь это нормально — быть взволнованными, обнаружив труп постояльца в своей гостинице, как вы думаете? — любопытствующим взором посмотрел на полицейского надзирателя Поплавского Воловцов.

— Да, я полагаю, что в данных обстоятельствах такое состояние содержательниц меблированных комнат вполне оправданно, — согласился Поплавский.

— Хорошо, — продолжил Иван Федорович. — Что было дальше?

— Дальше мы вскрыли комнату…

— Как?

— Поскольку запасного ключа у Малышевой не было, городовой Самохин с моего разрешения просто выбил дверь.

— Ясно, — констатировал судебный следователь. — Что было после того, как вы вскрыли дверь в комнату Стасько?

— Я вошел вместе с городовым в комнату и увидел прямо у входа кровь. — Поплавский говорил медленно, будто обдумывая каждое слово. — На кровати как будто лежал человек, накрытый одеялом с головой. По крайней мере, так поначалу казалось… Как позже выяснилось, на кровати лежало свернутое пальто, прикрытое одеялом, и создавалось впечатление, будто постоялец в номере просто крепко спит.

— Как вы думаете, кто это сделал?