— Конечно же, тот, кто убил, — последовал незамедлительный ответ.
— А для чего он это сделал, как вы полагаете? — задал новый вопрос Иван Федорович.
— Чтобы создать впечатление спящего человека, — несколько удивленно посмотрел на него Поплавский.
— И все?
— А для чего же еще? — вопросом на вопрос ответил полицейский надзиратель.
— Надо полагать, еще для того, чтобы выиграть время, — несколько недовольно произнес Иван Федорович. — Из окна и в замочную скважину постель видна, как и спящий на ней человек. Постоялец лег очень поздно, спит, зачем, мол, его тревожить? А в это время убийца все дальше и дальше уходит от места преступления и преспокойно заметает следы, не без основания полагая, что нам его уже не достать…
— Да, вы правы, — подумав, ответил Поплавский.
— И что это значит?
— Что? — сморгнул полицейский надзиратель.
— То, что убийство было не внезапным, но являлось продуманным и спланированным, — пояснил уже с заметным раздражением судебный следователь. — И что у преступника было время, чтобы, по возможности, оттянуть обнаружение самого факта преступления, для чего и был сооружен им «спящий на постели человек», а труп коммивояжера Григория Ивановича Стасько засунут под этажерку, чтоб его не было видно…
— Согласен с вами, — ответил Поплавский ради того, чтобы что-нибудь ответить.
— Но и это еще не все, — заметил Воловцов, разочаровываясь в полицейском надзирателе все более и более.
— А что еще? — пустыми глазами посмотрел Поплавский на судебного следователя.
— А еще и то, — наставительно произнес Воловцов, — что кто-то должен был слышать возню в комнате Стасько, его крики, борьбу с убийцей, если таковая, конечно, была, предсмертный хрип, падение тела. Слышимость через двери из комнаты Стасько в коридор должна быть хорошей, а еще лучшей — слышимость через тонкие деревянные двери, смежные с комнатой Глафиры Малышевой. Ведь так? — хмуро посмотрел на полицейского надзирателя судебный следователь по наиважнейшим делам.
— Вы подозреваете сестер Малышевых в соучастии? — понял, куда клонит Воловцов, Самохин.
— Конечно, — кивнул для пущей убедительности Иван Федорович. — Преступник мог выйти из номера Стасько только через двери, ведущие в комнату Глафиры Малышевой. И та никак не могла его не услышать и не заметить. Равно, как и ее сестра Кира…
— Ну, так мы об этом тоже думали и потому провели задержание сестер Малышевых и заключение их в следственную тюрьму, — оправдывающимся тоном заявил полицейский надзиратель. — Уж больно много на них сходится. Да еще их ложь в показаниях, которая позже вскрылась… Полагаю, господин судебный следователь, соучастие сестер Малышевых в убийстве, активное или пассивное, имеет место быть без всяческого сомнения. Да и показания старика Никифора Селищева, вышедшего утром в половине пятого кормить лошадей купца Суходаева…
— Поясните, — попросил Иван Федорович.
— Селищев видел выходившего из номеров Малышевой крепкого высокого мужчину лет тридцати с небольшим. Одет он был в приличный дорожный костюм, и провожала его младшая сестра Малышевых, Кира…
— Прямо-таки «провожала»? — перебил Поплавского Иван Федорович.
— Именно так-с, господин судебный следователь, — кивнул полицейский надзиратель.
— Хорошо, — после недолгого молчания произнес Воловцов. — Что было дальше?
— А дальше — все. Господин в дорожном костюме ушел, а Кира Малышева вернулась в меблирашки и закрыла двери на крюк.
— Закрыла? — недоверчиво посмотрел на Поплавского Воловцов. — На крюк? Это тоже слышал старик Селищев через всю улицу?
— Говорит, что слышал, — немного оторопело ответил полицейский надзиратель.
— Ладно, выясним. Значит, сестры Малышевы были в сговоре с убийцей?
— Да. Все их поведение говорит о причастности обеих сестер Малышевых к преступлению, — уже довольно твердо произнес полицейский надзиратель. — А поскольку в «Уложении о наказаниях говорится», что…
— До «Уложения о наказаниях» нам еще с вами рановато, господин Поплавский, — перебил его Иван Федорович. — И до крайне интересных показаний старика Селищева мы еще дойдем. Итак, мы остановились на том, что вы с городовым Самохиным вошли в комнату Стасько и увидели кровь у двери и имитацию спящего на кровати человека. Кстати, кровь у двери была густая или жидкая?
— Густая… кажется, — неуверенно ответил Поплавский.
— Припомните, господин полицейский надзиратель, это очень важно, — заметил ему Воловцов официальным тоном. — Если кровь была густая, значит, вытекла она еще из живого человека, а если жидкая — уже из трупа. Такие вещи каждому полицейскому надзирателю надлежит знать, как «Отче наш»…
— Точно, густая, — вспомнил надзиратель. — Сгусток был величиною с суповую тарелку.
— Хорошо, давайте дальше, — потребовал Воловцов.