Волчья хватка. Книга третья

—Да ведь из–за Волги сила идёт не знаемая! — устрашились солевары. —

Кто встанет на пути, всех сметают! В отловцы встали против, конокрады поднялись, и омуженки сними. Хан одолел тех, других и третьих!

—Ужели сами позрели, как полонили Белых Див?

—Глазами своими не видели. Молва такая по Дикополью идёт. Вот уже год миновал, как за солью никто из них не приходит. А столь долго без неё даже ведьмам не прожить. Знать, нет более их на Дивьей горе! Езжай да посмотри сам. Потом и нам скажешь! Поехал Пересвет на самый край Дикополья, под горы лесистые, где некогда был вскормлен и где народ жил отважный, ловлей да конокрадством промышляющий. И тут впервые позрел на забытые бранные поля, где звери да птицы уже трупы поглодали, а ветер и дождь кости выбелили. Кругом ни души, только одичавшие кони табунами бродят да дикие туры, коих развелось довольно и некому на них охотиться. Вместо селения между гор, вместо хором, похожих на малые крепости, поставленные в круг, лишь одно великое пепелище, травой зарастающее, ровно курган могильный. Видно, не солгали солевары, кто супротив Тохтамыша восстанет, всяк поражён будет. Должно быть, последняя схватка случилась уже в самом селении и жители сражались до последнего, чем разгневали супротивника так, что и победа стала ему не в радость. От того лютый ворог дома пожёг, что не горело, порушил, и теперь даже места не сыскать, где стоял кров кормильца.

Только зарастающая конная тропа осталась, что ко двору подводила всех прохожих–проезжих…

Походил вокруг Пересвет, покричал–никто не отозвался, спросить некого, ну и повернул коня в горы. Едет тропой, давно не езженной, дожди все следы замыли. Знать, солевары правду сказали, не спускаются теперь Белые Дивы даже за солью. Высоко поднялся, вот уже и леса не стало, один лишь камень, местами уже мхом порастающий. И всё одно, тропа ещё угадывалась, да и конь чуял путь, вёз его к скалам, называемым Каменными Удолищами, коим, по преданию, поклонялись омуженки. Отсюда и возникла молва, будто они уду молятся.

За этими скалами где–то и была не знаемая Дивья гора, а под нею— цветущая, благоухающая долина, откуда брала начало река Аракс.

До полудня Пересвет верхом ехал и ещё до вечера коня в поводу вёл, ибо тропа над пропастью истончилась, ровно обушок засапожника. Брёл красный следом и часто о скалу то боком шаркал, то одним стременем побрякивал, после чего мордой в спину толкал, дескать, тесно мне.

—Ничего, — утешал коня Пересвет. — За скалами дорога широкая пойдёт, хоть на махах иди! И только достиг Каменных Удолищ — вон уж и Дивья гора виднеется! — как и узрел, что далее пути нет. Кто–то обрушил крайнюю скалу и затворил ход так, что пешему вперёд не пройти и назад с конём не развернуться, слишком узок уступ, а ходить вспять красный не мог, изъян таков. Да и столь долго пятиться вслепую вряд ли каждый конь сумеет, непременно оступится.

Посмотрел Пересвет в пропасть, и видит, не один уже всадник сюда приезжал безвозвратно, внизу белеют конские и человеческие кости. Все вперемешку по камням разбросаны, и шакалы при виде очередного путника уже собрались в стаю, поживы ждут. Похоже, Дивы сами себя в горах законопатили, чтоб супостат не достал, да ещё и западню устроили: всяк, кто по уступу сюда придёт, в лучшем случае коня потеряет, а вместе с ним и свою голову.

Поглядел ражный издалека на Дивью гору, в очередной раз пожалел, что летать не выучился, и говорит коню:

— Нет нам пути вперёд, давай назад поворачивать.

Красный осмотрелся, заржал тревожно, встал свечой, попробовал сначала развернуться мордой к пропасти, да чуть не свергся вниз — репица хвоста помешала, в скалу упёрлась. Всего–то и вершка пространства недостаёт, чтоб оборот на задних ногах сделать. И так и эдак танцевал на уступе, но не прижимается хвост, привыкший летать по ветру. Вновь встал на четыре, дух перевёл, глаза заблистали. Посмотрел в бездну, от отчаяния взлягнул, передними копытами ударил по уступу, да не поддаётся камень, только искры высек.

Пересвет выхватил нож из–за голенища.

— Не повернёшь — хвост отрежу! — пригрозил. — По саму репицу отхвачу, коль носишь его только для красы!

Красный взвился на дыбы и на сей раз в оборот пошёл мордой к отвесной скале: осторожно копытами по камню перебирает, хвост распушил, будто крыло, и воздух исторг, дышать перестал. И всё равно грудь развернуться мешает, на толщину пальца не даёт! Чуть отклонись, утратит равновесие и рухнет спиною в пропасть. Покачался, полавировал, и опять уже на четырёх, фыркать начал, глаза кровью налились.

—Коль не можешь, сигай в пропасть, — сказал ему ражный. — Знать, туда тебе и дорога!