Волчья кровь

Пусть пожалеет о своем сговоре с ублюдком, а если он ее касался…ТО ее смерть будет страшной, я буду слушать ее мольбы о пощаде и причинять еще большие страдания. Для нее… я могу выпустить зверя раньше полуночи. В виде огромного исключения. Жалкая эскама, сумевшая разозлить меня и заставить трястись от ярости и от чего-то еще очень тёмного и страшного. Только от одной мысли, что волосатые лапы доставщика трогали это тело, меня скручивало чем-то острым и отвратительно липким, режущим тело острыми иглами. Ничего подобного я никогда не испытывал. Мое ничто, моя вещь дала какому-то убогому притронуться к себе.

Когда ее завели, у меня дернулось сердце и с грохотом застучало снова. Потому что волна ее ужаса была слишком прекрасной, невероятно аппетитной такой, что свело скулы. Увидела меня и…снова эта дрожь, снова этот поплывший взгляд, от которого у меня сжимаются челюсти. Что за гребаная реакция? Какого хрена я не могу ее понять. И…от нее пахнет возбуждением. И это не похотливая течка развратной шлюхи, а какой-то чистый запах плотского вожделения, смешанного с трепетом, как дуновение от крылышек мотылька. И эти крылышки словно касаются меня внутри, они острые, они заточенные, как осколки стекла с неровными краями, и царапают меня до крови. О чем она думает, когда смотрит на меня вот так? Сучка…почему у нее получается пронизать меня всего, как иголками, только одним своим взглядом таких чистых и прозрачных голубых глаз? Как же мне нравится в них отражаться и как зверски хочется вырвать их от понимания, что в них мог отражаться кто-то другой.

Мои челюсти заскрипели, и вдоль позвоночника протянулось ощущение удара огненного хлыста. Насколько она красивая. Соблазнительная, сексуальная до бешеного потока крови в паху, прилившего к члену, едва я увидел эти распущенные до бедер волосы, закрученные мелкими медовыми кольцами, это тело, просвечивающее через тонкую ночнушку, округлая тяжелая грудь, плоский живот и стройные длинные ноги. И я вдруг отчетливо увидел, как вчера, трахая очередную наложницу, я… я, бл*дь, вспоминал эти глаза и эти волосы и буду вспоминать еще.

Чувственная, нежная и в то же время вызывающая красота. Такая светлая, молочная кожа, пылающие щеки, блестящие голубые глаза и вздернутая юная грудь. От одного взгляда на нее у меня свело яйца, и я матом выругался про себя. Как мог устоять доставщик? Кто вообще мог бы устоять? Если эту девчонку нашли мои враги, то они прекрасно понимали, какое впечатление производит эта меленькая ведьма-человечка с узкими и крошечными ступнями, изящными руками, явно несозданными для тяжелой работы…руками, на которых остались шрамы от указки Сунаг. Раньше меня это не тронуло бы ни на секунду, а сейчас…сейчас захотелось оставить такие же метки на всем теле Сунаг. Мы с ней это еще обсудим…Не лично, разумеется.

Как Мотылек задыхается, отрицая, что знает этого вонючего ублюдка, который готов признаться во всем, и уже…уже рассказал мне, как трахал ее. Рассказал, потому что мог бы признаться в чем угодно под такими пытками, которым его подвергли мои инквизиторы. Я знал, что она девственница…и это не сходилось в его показаниях с информацией об эскаме. Мерзкой, откровенной информацией, как и в каких позах они это делали. Я проверял отчет о медосмотре – она девственная везде. Анализ микроскопических частиц это подтвердил.

Смотрит на меня и не трясется от ужаса, но я знаю, что ей страшно. Или что это за трепет во всем ее теле? Где истерика, свойственная человечкам? Где раболепное преклонение, к которому я так привык. Она словно бросает мне вызов этим своим взглядом. Всегда нагло смотрит в глаза. Никто не смеет, никто даже из моих подданных, из моих приближенных, а она – только в глаза. Не просто осмеливается, а будто не может удержаться, словно ей это необходимо, как воздух и…мне это нравится.

Когда ошейник захлестнулся на ее горле, я ментально взлетел в гребаный космос, потому что ее страх и боль оказались настолько предоргазменно вкусны, что у меня свело скулы и… я вдруг представил себе, как покрываю ее, как ложусь сверху и вдалбливаюсь в ее тело, а она выгибается, и мои руки ложатся на ее горло, чтобы ощутить вибрацию наслаждения в разрывающихся от оргазма венах. А потом мысль о том, что могла испытывать этот оргазм с этим…плебеем, и тошнота застряла в горле. Захотелось все же ощутить вкус ее боли на языке.

Появление Айше было столь неожиданным, что я резко обернулся к ней, и рука с плетью опустилась. Каждый раз, когда я видел мою младшую сестру, моя душа скручивалась в ржавый узел из колючей проволоки. Потому что я знал, какие страдания она испытывает, потому что я знал, что эти страдания рано или поздно окончатся ее смертью.

– Отпусти ее, брат…она не лжет!