Волчья мельница

Что он ответит, было не важно. Клер догадалась, почему он ее сторонится. Жан чувствовал себя униженным. Она вышла и направилась к реке. В развилке между ветками Базиль держал ведро, которым черпал воду в маленькой заводи. Набрав воды, она вернулась в сарай. Жан все так же цеплялся за стену.

– Дай мне ключ от дома, Жан! Там мы будем в большей безопасности. Ставни закрыты, можно будет зажечь свечу. Не расстраивайся так! Я живу на мельнице, ниже по течению. И моя кузина Бертий – инвалид. В пятнадцать она лишилась родителей: несчастный случай, поезд столкнул с путей их экипаж. Я ее подмываю, хожу с ней в туалет, переношу на спине с места на место. Иди сюда, я помогу тебе умыться!

Даже в темноте было видно, что Жан поднял голову. Как если бы это был брат, Клер схватила его за локоть, заставила встать. Свистнула Соважону, чтобы шел следом.

– Ну вот, теперь у нас будут свет и вода! – объявила она.

Свечка, установленная в горшочке, отбрасывала на стену подвижные тени. Жан отвернулся. Клер взяла кухонное полотенце из шкафа, намочила в ведре.

– Сними, пожалуйста, рубашку! Она грязная, – попросила девушка.

Жан помялся немного, но рубашку снял, все так же молча. Клер подошла, обтерла ему щеки, подбородок, шею. Терла аккуратно, но вид худой груди Жана ее смутил. Он взял у нее из рук салфетку и дальше мылся сам.

– Странная ты девчонка! Это правда, ну, про кузину?

– У меня нет привычки врать. Хотя, если очень нужно… Чтобы прийти сегодня к тебе, пришлось тайком улизнуть из дома. Вчера я вернулась слишком поздно. Так, тебе нужна чистая рубашка…

Клер долго копалась в вещах в спальне у Базиля, но ничего подходящего не нашла. Наконец она решилась заглянуть в деревянный дорожный сундук. Внутри была стопка заплесневевших простыней, под ними – пачка писем, перевязанная лентой, а в самом низу – полотняная блуза, какие носят художники.

«Сгодится!» – подумала она.

Жан, который наблюдал за ней, стоя в дверном проеме, вдруг тихо заговорил:

– В Ла-Куронн жизнь у арестантов собачья. Некоторые сдыхают с голоду. Кормят супом – теплая вода с плавающими сверху листочками репы. Видела бы ты глаза малышни, когда звенит колокол! Набрасываются на ломоть черствого хлеба, макают его в эту жижу. Зимой там просто ад. В спальнях не топят. Земля промерзла, но копать заставляют все равно… Раньше я был в детской колонии на средиземноморском острове[15], близ Йера. Там еще хуже. Десяток самых маленьких умерли от дизентерии: напились гнилой воды. Старшие, те, кто посильнее, ночью творят всякие гадости. Пристают к маленьким, кому лет по восемь, как будто они – девушки…

Клер слушала, замерев от ужаса. Потом встала на ноги, прижимая к груди блузу. В немногих словах Жан обрисовал страшную картину людской жестокости и страданий. Кое-чего она не поняла, к примеру, насчет приставаний к маленьким. Клер родилась на мельнице, никогда не бывала дальше Пюимуайена и росла в беззаботности, балованная отцом и поучаемая матерью. Только романы, которые она жадно прочитывала, чтобы после обсудить с Бертий, подтолкнули ее к размышлениям об огромном окружающем мире, о далеких странах. Недавно она открыла для себя горе и неоправданное насилие. Она вдруг вспомнила старого Моиза и кровь у него на груди. Как его отбросило выстрелом, и стон ужаса, когда пуля его настигла…

– Я не знала, – вздохнула она, бледная как полотно. – Вернее, знала, но очень мало. А если б не Базиль, была б еще глупее. Он часто объясняет мне то, о чем пишут газеты. И о колонии в Ла-Куронн рассказывал тоже. Говорил, что это позор и что настоящих преступников надо искать в гостиных буржуазии, среди разодетых по последней моде!

Жан надел блузу, погладил материю.

– Как тебя зовут?

– Клер!

Он окинул ее восхищенным взглядом. Девушка смутилась.

– Ты очень красивая и смелая. Я видел мало девушек, но иногда случалось. Клер…

Он коснулся ее лба, шеи – не как раньше, смелее. Он желал ее так сильно, до дрожи в теле. Поцеловать в губы, вдохнуть аромат блестящих волос… Наверняка они пахнут даже лучше, чем белый хлеб. Девушка смутилась, отодвинулась.

– Уже очень поздно, – пробормотала она. – Я не могу отвести тебя в пещеру. Жан, ты вполне можешь переночевать тут, у Базиля. Запри за мной дверь на ключ, и никто тебя не найдет. Зато поспишь на настоящей кровати, и у тебя осталось еще немного вина.

Жан преградил ей путь. В руке у Клер был подсвечник, и от рывка горячий воск пролился ей на пальцы.

– Ай! Горячо!

Юноша взял ее руку, осыпал поцелуями.

– Уходи! – задыхаясь, попросил он. – Но дай слово, что придешь еще!

– Конечно приду! Завтра вечером.

На подгибающихся ногах Клер вышла в сарай. Эта внезапная слабость стала ответом на призыв, который девушка прочла в глазах Жана. Немая, страстная мольба… У нее стучало в висках, внизу живота разливалось странное тепло. Клер медленно побрела назад, к мельнице. Соважон следовал за ней по пятам.

Бертий тихо вскрикнула от изумления, когда кузина вошла в комнату. Вложила закладку в книгу и захлопнула ее.

– Клер, что с тобой? Ты знаешь, который теперь час?