Волчья мельница

С самого рассвета Клер разыскивала Соважона. Пса хватились вчера, с наступлением темноты. Среди ночи ей почудилось, что поблизости воют волки. Все еще стояли сильные холода. После обильных снегопадов долину сковал мороз. Камыши вдоль реки и корни обледенели и стали будто из хрусталя, а по краям крыш повисли длинные сосульки.

«Куда он запропастился?» — недоумевала девушка, выходя из конюшни.

В уголке, где пес обычно ночевал на подстилке из сена, было пусто. Клер обошла все строения в усадьбе, неустанно подзывая питомца. Козы, запертые в овчарне, отвечали дружным блеяньем — близился сезон окота. Клер потуже завязала под подбородком накинутый на голову вязаный шарф. Платье, которое она после смерти матери перекрасила в черный цвет, болталось на ней — так она похудела.

Газету, сообщавшую о крушении судна «Бесстрашный», Клер прятала под матрасом. Столкнувшись с ее упрямым молчанием, Колен Руа терялся в догадках. Может, он что-то и подозревал. В обеденные часы работники судачили между собой. Перемена, случившаяся в молодой хозяйке, — так они именовали Клер — их огорчала. Некогда веселая, жизнерадостная, с красивой женственной фигуркой, она теперь ходила мрачная и укутывала свое исхудавшее тело в шерстяные шали.

Гийом был уверен, что знает причину. Все дело в племяннике Дрюжона, этом молодом брюнете с синими глазами. Наверное, женился на другой или умер… Мсье Данкура это не волновало. У него были свои заботы, и он утешался по вечерам, ложась в кровать рядом с Бертий.

Хочешь не хочешь, а пора было возвращаться. Клер жутко замерзла. Волк — а в ее глазах Соважон взял больше от волков, чем от собак, — ее покинул.

«Вернулся к собратьям, устав сидеть целыми днями на привязи, а может, бегает за самками, — сказала она себе. — Волкам холод нипочем. Весной у них появится потомство».

Весной… Это слово всколыхнуло тоску, которая все никак не отступала. Ужасные видения, невыносимые страхи осаждали девушку каждую ночь. Она представляла, как Жан тонет, наглотавшись соленой морской воды, или же пришибленный упавшей мачтой. Иногда он ей снился: барахтался в беснующемся море, звал на помощь. Большие рыбы своими острыми зубами терзали его тело и изничтожали любимое лицо, столько раз ею целованное.

«Ты должна быть сильной!» — сказала себе Клер, подходя к кухонной плите, чтобы согреть руки.

— Где тебя носило, Клер? Бутылочка с молоком не готова, и Матье уже начал беспокоиться!

Услышав голос Бертий, она вздрогнула. Кузина сидела в своем кресле на колесах и одной рукой качала колыбель, в которой спал ребенок.

— Никак не могу успокоиться — я о пропаже Соважона. В последнее время ему не сиделось на месте. А где Тьенетта?

— В уборной, ее снова стошнило. Клер, девчонка беременна! Ты не замечаешь, потому что ничего не хочешь замечать. Кстати, заходил почтальон, принес тебе письмо от Фредерика Жиро. Насколько я поняла, этот господин на зиму перебрался в Ангулем, это так?

Бертий поджала губы. Снег и холод заточили ее в доме, что не лучшим образом сказывалось на ее настроении.

— Этьенетта беременна? — переспросила Клер. — Ей же под Рождество только пятнадцать исполнилось! Бертий, ты уверена?

— Да у нее живот уже не помещается в платье! Она похожа на перетянутую с двух сторон подушку. Ты должна ее прогнать! Девчонка не моется и тащит из дома все, что плохо лежит!

— Ты говоришь совсем как мама! В любом случае тот, кто ее обрюхатил, виноват намного больше. Она же подросток!

В голове Клер ее внутренний голос докончил тираду: «Подросток, который тем не менее носит ребенка! В отличие от тебя».

Девушка помотала головой, но от жестокой мысли оказалось не так просто избавиться. Она могла бы понести от Жана, но ее тело, будучи здоровым и хорошо сложенным, не приняло семени. Ни единого раза!

— Ты не ответила насчет Фредерика, — не сдавалась кузина.

— Бертий, дня не проходит, чтобы ты не вспомнила при мне о Фредерике! Я не открываю его писем. И я молюсь, чтобы он годами оставался в городе и забыл меня! Но, чтобы тебя порадовать, скажу: трубы господского дома в Понриане дымят вовсю, а это значит, что хозяин вернулся. На днях съезжу к нему и возьму свое обещание назад. Принцесса, мне теперь ничего не страшно! Пусть кричит, да хоть пусть убьет меня — плевать! Я уже мертвая.

— Для мертвой ты что-то слишком шумишь, — насмешливо заметила Бертий. — Говори тише! Может войти дядя или Гийом. И вообще, раз Жан погиб, ты могла бы выйти за Фредерика… Не сразу, а, к примеру, этим летом.

Эти слова произвели на Клер эффект пощечины. Она подошла к кузине:

— Неужели ты не понимаешь, как больно мне делаешь, говоря все это? Тебе меня совсем не жалко, Бертий! Я лишилась того, кого любила всем сердцем, а ты предлагаешь выйти замуж за другого! Господи, бедный твой муж!

Матье тихонько пискнул в своей колыбели. Он размахивал ручками, открывал ротик.

Ещё немного — и заплачет.

— Иди ко мне, моя крошка! — прошептала Клер. — Не волнуйся, сейчас получишь свое молоко. Старшая сестра с тобой, моя прелесть!