— Повторяю, с ее стороны это был необдуманный поступок и ничего больше! — сказал адвокат. — Через пять лет после известных нам событий на мельницу приходит Леон, и она решает, что правильнее всего будет дать парню ваш адрес! Если бы он потерпел день или два с отправкой письма, то не столкнулся бы с Дюбрёем. Злой рок сыграл против вас, Дюмон, и против Клер тоже!
Жан был так взволнован, что на лбу у него выступила вена. Стиснув зубы, он говорил отрывисто, тяжело переводя дух.
— Вы ее выгораживаете! Но я вам не верю! Я знаю Клер, она девушка умная. Если бы она хотела уберечь меня от неприятностей, то посоветовала бы Леону написать на адрес Базиля, в Кан. Нет, она заодно с этой ищейкой Дюбрёем! Правду говорил наш старпом: ревнивая женщина хуже змеи! Я не хотел больше слышать о ней, и вот ее месть! Жермен умерла из-за пары слов на конверте, который я так и не получил. Хотите доказательств? Клер уже отняла у меня дочку!
Жан с силой ударил кулаком в стену. Боль немного успокоила его. С разбитыми в кровь костяшками, он сел, понурился. Бертран не знал, как еще его урезонить: аргументы у него кончились.
— Мне остается только извиниться перед вами, — сказал он. — Действительно, лучше бы я сказал вам правду при первой же встрече. Но Клер — она надеялась, что вас освободят. Она умоляла меня молчать, хотела объясниться с вами сама. Это сильная женщина, преданная своим близким. И говорю вам, как мужчина мужчине: она все еще вас любит. Думаю, она даже жизнью бы пожертвовала ради вас.
Подумайте сами, Дюмон! Как могла она знать, что Дюбрёй окажется в Пюимуайене в то самое время, когда Леон пойдет на почту? Я из надежного источника знаю, что шеф нашей полиции, чьих методов я лично не одобряю, несколько лет носа туда не казал. Он закрыл ваше дело, сдал в архив! Вы официально считались умершим. По моим сведениям, он проследил путь Жана Дрюжона, нанявшегося матросом на «Бесстрашный». Поэтому, увидев на конверте ваше имя, не стал терять ни секунды!
Жан отвечал тихо, глухим голосом:
— Вы заодно с Клер! Я, знаете, так и не простил ей того, как быстро она вышла за вашего брата. Это камнем лежало у меня на сердце. А теперь она все разрушила. У меня больше нет ни семьи, ни дома, и всю жизнь я просижу в четырех стенах, если только не сдохну раньше в Кайенне… Знаете, что меня больше всего мучит, мэтр Жиро? В эту пору я обычно выжимаю сок из яблок последнего урожая, самых спелых, с кислинкой, со сморщенной кожурой. И мой сидр… Кто проследит за брожением, разольет его по бутылкам? А ведь у меня масса клиентов. Несколько постоялых дворов, до самого побережья, сделали заказ загодя. Какие мы с Жермен вечерами на этот сидр строили планы! Там у меня был дом, была земля. Я пахал как вол, и мне это нравилось. У меня была хорошая жизнь — правильная и с кучей радостей. А вот Жермен… Она сейчас лежит в земле, и нерожденный малыш с нею. Мой сидр испортится… Пожалуйста, окажите мне услугу: скажите Клер Руа, чтобы посидела в коридоре, когда суд будет оглашать приговор. Если я ее еще раз увижу, то плюну ей в лицо!
Если поначалу злобное упорство клиента Бертрана просто огорчало, то теперь он взорвался. Ему претила любая несправедливость.
— Вход в зал заседаний сегодня свободен для всех! Если Клер хочет присутствовать, я ей мешать не стану. И что было бы с вашей дочкой, если бы не она? Мсье Дрюжон не бросил бы ее, согласен, но в его годы трудно дать ребенку всю ту любовь, в которой он так нуждается, не говоря уже о заботе!
Жан поморщился. Бертран махнул на него рукой. Выходя, он буркнул:
— Клер не заслуживает такого отношения! Вы хотя бы допустили, что ошибаетесь на ее счет.
Оставшись один, Жан впал в самое черное отчаяние. Он тяжело переживал утрату Жермен и разлуку с дочкой, а тут еще ненависть рисовала картины, на которых Клер радуется, что так ловко заманила его в ловушку. В голове у него все перемешалось, и былая возлюбленная рисовалась существом лицемерным, алчным и жестоким. Внутренний голос нашептывал, что и он обманывал, юлил, но ему доставляло какую-то извращенную радость топтать, чернить остатки страсти, которые он к ней испытывал. В самом сердце этой внутренней бури вдруг забрезжил лучик света. Кто-то тоненьким голоском звал его: «Папа!»
— Фостин! Доченька! — простонал Жан.
Он уставился на подвальное окошко, забранное решеткой. Кусочек неба, крыши домов…
Он уставился на подвальное окошко, забранное решеткой. Кусочек неба, крыши домов… Он пообещал себе, что обязательно разыщет дочь и даст ей все то счастье, какого сам не знал ребенком. И эту клятву не забыть, от нее не отказаться…
Фостин сидела у Клер на коленях. Молодая женщина не сводила глаз с циферблата красивых бронзовых настенных часов, украшенных фигурками танцовщицы и окружавших ее ангелочков. До начала заседания оставался ровно час. Они сидели все вместе в столовой Бертий. Базиль с Леоном громко обсуждали ход судебного разбирательства.
На стол подавал Гийом: салат из красной капусты, сваренные вкрутую яйца и ломти запеченного паштета. Все это было куплено рано утром в ближайшей колбасной лавке.