Волчья мельница

По пряди золотистых волос, выбившейся из-под широкополой шляпы с фазаньим пером, Клер узнала Фредерика Жиро. Ну конечно! Это круглый год смуглое лицо с прямым носом, эти зеленые миндалевидные глаза, чье колдовство ей уже довелось испытать…

В иных обстоятельствах она бы оробела. Но момент был критический, и девушка смело заявила:

— Мсье, это мой пес, и он не бешеный. Пожалуйста, не стреляйте! Сейчас я его успокою. Он просто вас испугался.

Юноша в раздражении топнул ногой.

— Отойдите бога ради! Там, чуть дальше, волк!

У Клер задрожали колени. Но перед глазами у нее стоял только Моиз — с окровавленной пастью и рычащий как никогда прежде.

— Мсье, сжальтесь! Не стреляйте! Где мой отец? Он не позволит вам застрелить моего Моиза. Я

— дочка Колена Руа!

— Черт возьми, я знаю, кто вы! — зло отвечал Фредерик Жиро. — Я не слепой.

Тому, что случилось дальше, было суждено глубоко ранить сердце девушки и на многие годы омрачить ее воспоминания. Долго она будет помнить эту сцену с неизменным ощущением собственной ранимости, беспомощности и сожалением, что она — не сильный мужчина и в руках у нее нет ружья.

Фредерик спустил курок. Эхо выстрела прокатилось по долине. Пуля угодила Моизу в грудь. Пес взвизгнул, словно от изумления, и повалился на бок. Лапы его задергались, дыхание стало надрывным, хриплым. Вторая пуля настигла нечто серое, затаившееся в чашеобразном углублении в горе, почти скрытом горкой сухой земли.

— О нет! — прошептала потрясенная Клер.

У волчицы был раскроен череп. Она упала и больше не шевелилась. Запахи пороха и дикого зверя, неумолимая жестокость этой двойной расправы… Клер затошнило от отвращения. Шатаясь, она отступила на пару шагов, и ее вырвало. Конечно, неприятно, что это случилось на виду у наследника семьи Жиро, но что поделаешь? Лоб у девушки был мокрый от испарины, живот сводило болью, и вдобавок ко всему она чувствовала себя униженной и слабой.

— Надо же, как вы чувствительны, мадемуазель! — услышала она низкий голос Фредерика. — Вам нечего делать в долине с наступлением ночи. Охота — дело мужское.

Клер вытерла рот тыльной стороной руки. От потрясения она немного оправилась и теперь хотела одного — наброситься на это чудовище в кожаных сапогах и бить его, бить, бить…

— Теперь вы довольны? — едко спросила она.

Девушка задыхалась, сдерживая слезы. Фредерик же закинул ружье на плечо и, усмехнувшись, подобрал с земли фонарь.

— Пришлю кого-нибудь из прислуги отрезать у волка лапу. За это назначена награда, пусть получит. А вы, Клер, возвращайтесь домой и впредь будьте осмотрительнее.

Фредерик Жиро подошел и затянутым в кожаную перчатку пальцем провел по щеке девушки. В свете танцующего огонька его лицо казалось надменным и жестоким.

— Я всю жизнь буду вас ненавидеть! — крикнула ему Клер.

Он засмеялся и пошел вниз по склону.

— Я не против, мадемуазель! Мне нравятся девушки с характером, — последовал ответ. — Хотя прошлым летом на деревенском балу я не был вам так уж неприятен.

Клер промолчала. Спотыкаясь, она добрела до своего пса и опустилась на колени рядом с ним. Бедный Моиз дышал прерывисто, его добрые, золотистого оттенка глаза поблескивали в темноте.

— Моиз, милый, как он мог так с тобой поступить? — зашептала Клер, обнимая собаку.

Она рыдала, забывшись в своем страдании, в своем возмущении.

Слова сами слетали с губ, голос ее по-детски дрожал:

— Мой славный Моиз, как ты тут оказался? Я уверена, никакой ты не бешеный. Если ты и рычал на этого болвана Фредерика, значит, была причина! Я-то знаю, что ты добрый, хороший пес!

Каждое слово приближало Клер к осознанию произошедшего. Последние несколько недель Моиз и правда вел себя странно…

«Рано утром он убегал со двора и возвращался вечером. А еще мама жаловалась, что он душит наших кур, хотя прежде Моиз даже на диких кроликов не охотился!»

Она погладила пса по голове и по шерстистому боку, вздымавшемуся все чаще. Моиз был пастушьим псом, светлой, с рыжими пятнами, масти.

— Когда папа принес тебя в дом, я хотела назвать тебя Бланшо[4], но ты прыгнул в речку и чуть не угодил под мельничное колесо. Я едва успела схватить тебя за хвост. Тогда мама сказала, что лучше назвать тебя Моиз[5], потому что я спасла тебя из воды, совсем как дочка фараона — младенца Моисея, который потом стал пророком.

Клер умолкла и заплакала еще горше. Собачий бок у нее под руками вдруг замер и опал. Моиз умер. Она надрывно вздохнула. Вдали снова загремели выстрелы: облава продолжалась.

Девушка никак не могла заставить себя уйти. Время шло, а она все сидела возле мертвого пса, и вдруг где-то рядом послышался писк. Не веря своим ушам, девушка на ощупь двинулась туда, где лежала волчица. Она пошарила на земле возле еще теплого трупа…

— Ай!

Словно иголка впилась в запястье. Клер подумала — змея, но откуда ей взяться здесь зимой? Когда глаза ее привыкли к темноте, девушка разглядела шевелящийся комочек.

— Что это?

Она схватила малыша, и тот начал отчаянно отбиваться, тоненько пища. Затаив дыхание, она перенесла его поближе к тропинке, где было не так темно.

— Волчонок! Но почему тогда…