— Базиль, на свою голову, окликнул этого доктора — спросить, как мадам Руа. А доктор уставился на меня. Я его сразу вспомнил. Он лечил меня прошлой зимой в Ла-Куронн. Ангумуазские доктора по очереди приезжали в колонию, когда было нужно. Я тогда так кашлял, что директор испугался туберкулеза. Этот тип, Мерсье, осматривал меня дважды. И, готов поклясться, он меня тоже узнал! Уходя, он оглянулся. Я сразу все выложил Базилю.
В четверг он отвезет меня в Сэнт, это недалеко от Ла-Рошели. Поедем поездом.
Этой новой напасти Клер не выдержала. Ее вдруг прошиб озноб, потом стало жарко и в ушах зазвенело. На глазах у Жана она упала спиной на усеянную козьим горохом солому.
— Клер!
Жан подхватил ведро и отставил подальше, чтобы козы не дотянулись. Нежно приподнял девушку за плечи. Пришлось ее легонько встряхнуть, похлопать по щекам.
— Жан, любимый! — жалобно промолвила она. — Ты уедешь, а я останусь тут совсем одна! Я умру, Жан!
Он помог ей встать на ноги, обнял.
— Не говори глупости! Ты сильная и здоровая, Клер. По-твоему, лучше, если меня заберут жандармы? У нас с Базилем есть план. Из Сэнта я поеду в Ла-Рошель, найду работу в порту. Буду ждать тебя, копить деньги. Ты приедешь, как только сможешь. Я теперь умею писать, так что письма буду присылать часто, моя красавица! Обещаю! Весной, когда малыш подрастет, приедешь, а дальше будет видно!
Плача, Клер подставила ему губы, прильнула к его груди. Рядом кто-то кашлянул: в дверном проеме стоял Гийом Данкур.
— Простите, если помешал, — пробормотал он сконфуженно. — Я не хотел. Мадам Колетт, повитуха, согласилась обмыть и обрядить покойную и просит вашей помощи, мадемуазель Клер!
Влюбленные оторвались друг от друга, словно сраженные молнией. Таиться больше не было смысла. Жан вышел первым. Он был очень бледен. Клер же сказала тихо:
— Я вам потом все объясню, Гийом! Прошу, не выдавайте меня!
Молодой мужчина ответил любезной, не лишенной иронии улыбкой.
«А я считал ее безупречной! — сказал он себе, провожая девушку взглядом. — Жиро было бы интересно узнать, что себе позволяет его невеста!»
Но раскрывать секрет Клер он никому не собирался. Бертий, разумеется, в курсе сердечных дел кузины и не простит ему такой низости.
«Теперь мадемуазель Клер оставит нас в покое! Она у меня в руках!»
Жан присел на крыльце. Ему не хотелось видеть ни Бертий, ни служанку, а меньше всего — Гийома. В кухне Клер ждала трогательная сцена. Базиль держал младенца на руках, баюкал и нежно ему что-то нашептывал. Мадам Колетт требовала у Этьенетты дать ей ведро теплой воды, чистые полотенца и постельное белье.
— Я не могу оставить вашу матушку в том состоянии, в каком она сейчас, — обратилась повитуха к Клер. — Сомневаюсь, что вы возьметесь за это сами. А я как-то пообвыкла…
Для Клер это стало громадным облегчением.
— Скажите папе, пусть ненадолго спустится к нам!
— Хорошо, моя девочка! Бедный мэтр Руа. Совсем убит горем!
Колен настоял на том, чтобы остаться в спальне. Он дал повитухе самое нарядное платье Ортанс, ее красный шелковый шейный платок и выходные ботинки.
Наконец над долиной разнесся похоронный звон, и все, кто его слышал, задавался вопросом: кто умер?
Клер перекрестилась. Ей не хотелось думать ни о завтрашнем дне, ни о будущем вообще. Что-то подсказывало девушке, что именно ей предстоит стать новой хозяйкой мельницы. Эта неожиданная ответственность ее угнетала. Что, если мама нарочно месяцами не вставала с кровати, тем самым подготавливая ее к такому развитию событий? Ортанс была женщиной рассудительной и любила порядок. Может, она боялась родов и сделала все, чтобы дочка научилась вести дом?
Базиль, похоже, догадывался, что мучит Клер даже больше, чем тяжесть потери.
— Пускай младенец побудет у мадам Колетт, пока ты не придешь в себя. Она сама это предложила, правда, Бертий?
— Правда! — кивнула юная калека. — При условии, что ей ежедневно будут приносить козье молоко. И за небольшую плату, разумеется! В отличие от нас, она умеет обращаться с младенцами. А ты займешься похоронами, организуешь поминки.
Клер вздохнула свободнее. Такое решение ее устраивало.
— Иди посмотри на брата! — позвал ее Базиль. — Чудесный бутуз!
— Я успею на него наглядеться, — отвечала новая хозяйка мельницы.
Ее давний друг тяжело поднялся на ноги, передал ей младенца.
— Я думал, ты добрее, моя девочка. Малыш ни в чем не виноват. И в этом мире у него никого нет, кроме тебя и отца.
Клер чуть не уронила этот кокон из пеленок и одеял. Наклонилась, чтобы получше рассмотреть кукольное личико Матье. В этот момент новорожденный открыл свои серо-голубые глазенки. И случай распорядился так, чтобы он посмотрел на сестру своим затуманенным взглядом и едва заметно улыбнулся.
— Ой, он улыбается! — умилилась Клер.
Эта улыбка задела ее за живое. Больше не было ни обиды, ни гнева. Клер поняла, что участь ее решена на многие годы вперед. И все мечты о бегстве и счастье вдруг показались ей тщетными.
— Матье! — прошептала она. — Бедный малыш Матье!