Волчья мельница

— Ваш зверюга совершенно не похож на собаку, — сказал он. — И эти глаза — раскосые, желтые… Огромные лапы… Я навидался волков, убитых и живых. Их ни с кем не спутаешь.

Младенец тоненько вскрикнул, замахал крошечными ручонками. Клер взяла его на руки, обняла.

— Могли бы говорить и потише! — с раздражением сказала она.

И стала укачивать малыша. Злость — плохой советчик. В иных обстоятельствах Клер сто раз бы подумала, но сейчас сказала правду:

— Соважон — помесь собаки и волка! И что с того? Тем лучше он нас защищает. Помните ту зимнюю облаву? Я оплакивала Моиза, которого вы пристрелили вместе с волчицей, и вдруг нашла возле нее детеныша, совсем крошечного. Я забрала его и вырастила. Я точно знаю, что его отцом был мой старый пес — видите эту белую отметину у него на голове?

Фредерик потер подбородок. Он водил пальцем туда-сюда, пристально разглядывая Соважона.

— Я подозревал что-то подобное, — проговорил он наконец. — Ну и ловко же вы всех провели, Клер! Помню ли я ту ночь? Вы показались мне такой красивой, неприступной, и я потерял голову. С тех пор думал только о вас. Помесь собаки и волка! Я не думал, что такое возможно, хотя в наших краях в это верят. Но ведь это — риск! Говорят, эти звери не обладают достоинствами собаки, зато имеют все недостатки волка.

— И слава Богу! — отрезала Клер. — Соважон ни разу не тронул ни моих коз, ни кур, и с ним я никого не боюсь.

Девушка повернулась к гостю спиной, прошла к плите и достала из кастрюли с теплой водой бутылочку с молоком, после чего устроилась в плетеном кресле Бертий с малышом Матье на руках.

— Прошу меня извинить, — сказала она.

— Не извиняйтесь, — отвечал Фредерик. — Надеюсь, я буду часто созерцать нечто подобное, только это будут наши дети!

Клер посмотрела на него. Он стоял, скрестив на груди руки и чуть расставив ноги, и глуповато улыбался. Она содрогнулась при одной только мысли, что могла бы стать покорной и праздной женой этого уверенного в себе мужлана. Чтобы скрыть замешательство, Клер поспешно склонилась над ребенком.

— Мне, пожалуй, пора, — сказал Фредерик. — Милая Клер, я оставляю вас с тяжелым сердцем, потому что мне неприятно знать, что вы заперты в этом доме дни и ночи, без развлечений и помощи прислуги!

— Завтра в шесть утра придет Этьенетта. Не беспокойтесь обо мне! И спасибо за конфеты. Очень мило с вашей стороны!

Он поклонился и пошел к выходу. Соважон следил за каждым его движением.

— Будьте бдительны, Клер! Недаром в баснях и сказках говорится, что волк, даже прирученный прекрасной пастушкой, имеет дурную привычку пожирать детей! — не сдержался от язвительной ремарки Фредерик.

Девушка уже пожалела, что так глупо открыла свой секрет и происхождение пса.

— Соважон жизнь отдаст за малыша. Он присматривает за ним лучше, чем я! Прошу, Фредерик, никому не рассказывайте! Люди глупы и всего боятся…

Он тихим голосом обещал, польщенный тем, что она не считает его ни дураком, ни трусом, после чего ушел в дождливую ночь, не забыв плотно закрыть за собой дверь.

«А ведь он мне когда-то нравился! И я что только ни делала, чтобы привлечь его внимание! — подумала Клер. — Как мы меняемся!»

В виду она имела, конечно же, себя.

Клер вздохнула. Чтобы поскорее прогнать горькие мысли, она сосредоточилась на младенце, который, размахивая ручками, пил молоко.

Вошел промокший Колен Руа. Скинул сабо и повернул свое бледное лицо к дочери:

— Я жутко голоден! Как хорошо у тебя тут пахнет!

Он улыбался, но к креслу не подошел. Колен старался лишний раз не смотреть на сына. Это огорчало Клер, но она надеялась, что со временем отец его полюбит.

* * *

Прошло еще две недели дождей с ветром. Несмотря на постоянную болтовню служанки и шутки рабочих, с которыми Клер сталкивалась во дворе мельницы, она тосковала. И скучала по Бертий, их общению и взаимопониманию.

«Кузина перестала мне писать…» — поймала она себя на мысли однажды вечером.

Лежа на большой кровати, слышавшей немало признаний и смеха, Клер даже читать не могла. Матье спал в маленькой деревянной кроватке, которую она нашла на чердаке и покрасила в белый цвет. За окном сильный ветер раскачивал каминные трубы на крыше, бился в закрытые ставни.

«Если бы днем была хорошая погода! Нравится это папе или нет, я возьму Матье и схожу с ним к Базилю. Наверняка он скучает не меньше меня… И в дождливую погоду обостряется его ревматизм», — сокрушалась про себя Клер.

Она представляла давнего друга в стареньком доме, в темноте, разбитого болезнью. И из-под двери тянет сквозняком…

«Базиль тоже переменился. С Жаном ему было веселее. Они играли в карты, разговаривали. А теперь все так уныло!»

Клер боялась вспоминать моменты былого счастья, чтобы не плакать потом несколько часов напролет. И тревожилась о Бертий, избегая тем самым мыслей о Жане.

«Для нее это — настоящее приключение! Столько новых городов! А я даже не видела ее новых нарядов. Какие платья она надевала, будучи на Лазурном берегу? А когда ехала поездом в Венецию?»