Волчья песнь

— Ооо… Я чувствую это. Ты и впрямь Альфа. Мурашки, Окс. Они бегают у меня по коже. Жаль, нет времени выяснить, как тебе это удалось. Как ты сам стал Альфой, увы. Не хотелось бы оттягивать неизбежное. Это испортило бы твой вкус. Потрать с умом время, которое тебе требуется. Я дам тебе знать, когда явиться ко мне. Запомни, Окс: ни слова, или я заставлю их всех страдать. До скорой встречи.

* * *

Глупо, да.

Но если существовал хоть малейший шанс, что Ричард говорил правду, что он не причинит им вреда, не причинит вреда Джо, я должен был им воспользоваться.

И я не мог позволить невинным людям умереть, если был в состоянии хоть что-нибудь сделать, чтобы предотвратить это. Томас научил меня, что любая жизнь ценна, что ответственность Альфы — заботиться о тех, кто находится на его территории, даже если им неведомо, что такое Альфа.

Грин-Крик был моим.

Люди, живущие здесь, были моими.

Я уже подвел мистера Фордхэма.

И не мог допустить, чтобы подобное случилось еще с кем-то.

Я дождался, пока съеду с грунтовой дороги — шины грузовика поднимали клубы пыли, прежде чем скатиться на асфальт, — и только после этого начал отключать связи между собой и стаей одну за другой.

Мы иногда к этому прибегали, когда искали уединения. В моменты интимности. Когда возникало желание побыть наедине. Когда не хотелось, чтобы переполняло непрерывное чувство «стая-стая-стая».

Когда хотелось сохранить что-нибудь в секрете.

Я редко так делал.

И знал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем начнут возникать вопросы.

Грин-Крик в столь поздний час практически опустел. Луна была наполовину полной. Уличные фонари вдоль главной улицы горели мягким светом. Я не встретил других машин.

Ярко освещенная закусочная напоминала маяк. Проезжая мимо, я видел, как внутри двигается официантка. В руках она держала кофейник, полный кофе. И улыбалась, в ответ на что, я уже никогда не узнаю.

Моя мать сидела на сиденье рядом со мной.

— Ты уверен? — спросила она.

— Ради них? — ответил я. — Всегда.

— Так я и думала, — произнесла мама. — Я люблю тебя. И очень тобой горжусь. У тебя на ухе мыльный пузырь.

А потом она рассмеялась и этот звук показался настолько прекрасным, радостным, это было так на нее похоже, что у меня защипало в глазах и перехватило горло.

Хотя в действительности мамы там не было вовсе.

Я оставил позади огни Грин-Крик.

С пассажирского сиденья на меня теперь смотрели красные глаза.

— Альфа так же силен, как и его стая, — напомнил Томас.

— Я знаю, — ответил я.

— Ты один из самых сильных Альф, которых я когда-либо встречал.

— Достаточно ли я силен, чтобы сделать это?

— А ты собираешься это сделать?

— Да.

— Тогда ты достаточно силен, — ответил Томас. — Ты мой сын, точно так же, как и другие. Совсем скоро мы будем петь вместе, я обещаю тебе, это до краев наполнит твое сердце, — и его глаза снова вспыхнули красным огнем, потому что даже после смерти он всегда будет Альфой. Моим Альфой.

До моста оставалась всего пара миль, когда я съехал на обочину.

Предстояло сделать последнее дело.

Место рядом со мной опустело.

На самом деле их там никогда и не было, я знал это, но подумал, что, возможно, я все-таки не один.

Взял в руки телефон.

Напечатал сообщение Джо, всего одно слово.

Потому что знал, он поймет.

Он прочтет его утром, когда проснется, ведь я выключил его телефон перед тем, как уйти.

Я в нерешительности уставился на экран.

Сомневаясь, что смогу это сделать. Что, если мне не удастся, что, если я не сумею защитить их…

Я нажал «Отправить».

Сообщение исчезло, переданное в вышки, а затем адресату.

И отключил телефон.

Надеясь, что Джо не возненавидит меня за это.

Я надеялся, что однажды он меня простит.

И еще надеялся, что когда-нибудь он вновь обретет счастье.

Джо поймет, что означает это слово. Потому что послал мне то же самое, когда знал, что ему следует сделать.

Я выехал на дорогу, направляясь к старому мосту.

Думая об этом единственном слове снова и снова.

Прости.

Прости.

Прости.

* * *

На дороге, ведущей к мосту, было пусто, когда я подъезжал.

Никаких уличных фонарей.

Лишь луна да звезды.

Сплошь кромешная тьма.

Фары осветили мост в тридцати футах от меня.

Он тоже казался пустым.

Но я чувствовал их.

Словно яд на земле, которая каким-то образом стала моей.

Будто гниль на траве, деревьях и листьях, дрожащих на ветру.

Сродни загноившейся ране.

Я остановил грузовик. Но оставил фары включенными.

Двигатель мерно тикал. Я дышал ровно и медленно. Томас и мама так и не вернулись.

А я бы предпочел, чтобы они были рядом, даже если и не по-настоящему.

Не хотелось проходить через все это в одиночку.

Узы стаи были полностью разорваны.

Стало холодно и пусто. Я давно себя так не чувствовал.