Волчья песнь

— И что это значит? — спросила она.

— Это значит, я хочу обеспечивать Окса, чтобы доказать, что достоин его, — объяснил Джо. — А потом, когда он согласится стать моим, я оседлаю его, а после укушу, и все увидят, что мы принадлежим друг другу.

Я прохрипел что-то ужасное.

— Джо, — позвала Элизабет через окно. — Может, не будем говорить об этом пока что… Или вообще никогда.

— Хорошо, — согласился Джо, потянув за галстук-бабочку, как будто тот вдруг оказался слишком туго завязан. — Забудьте, что я это сказал.

— Не уверена, что смогу, — произнесла мама, переводя взгляд с меня на Джо.

— Оседлаешь? — удалось мне произнести. — Из всех формулировок, которые ты мог бы придумать, ты выбрал «оседлать»?

— Я нервничаю! — воскликнул Джо. — Я не виноват! Это единственное, что пришло мне в голову!

— Ты же все записал, — прошипел я ему.

— То есть, — произнесла мама, — ты просто выпалил все, как будто это ничего не значит.

Я проигнорировал звуки сдавленного смеха, доносившиеся из-за моей спины.

— Ладно, — произнес Джо. — Давайте попробуем еще раз. — Здравствуйте, Мэгги. Как у Вас дела? Эти цветы для Вас. Я считаю, Ваш сын — самое прекрасное создание в мире.

Все затихли.

— Правда? — спросила мама.

Джо кивнул.

— Правда. Есть многое, чего Вы… не знаете. Обо мне. Было… тяжело. Какое-то время. Иногда до сих пор тяжело. Но Окс… Он… просто. Мне снятся кошмары. О плохих людях. О монстрах. И он прогоняет их.

Я попытался сглотнуть комок в горле.

— И я все ждал, — продолжал Джо. — Когда же он посмотрит на меня так, как я смотрю на него. И он наконец это сделал. Он наконец-то это сделал. И я готов на все, что в моих силах, чтобы так и оставалось впредь. Потому что хочу его навсегда.

— Тебе семнадцать, — заметила мама. — Как ты можешь знать, чего хочешь, будучи таким юным?

— Я волк, — ответил он. — Это не то же самое. Мы… устроены иначе.

— А если он скажет «нет»?

Джо побледнел.

— Тогда… эм… Думаю. Я буду. В порядке? Из-за этого…

— Уверен?

Он кивнул, руки непроизвольно сжались в кулаки.

— А может и нет. Но я стану уважать его решение. Потому что Окс прежде всего мой лучший друг. И я хочу быть рядом с ним в любом возможном качестве.

— Хм… — произнесла мама. — Окс? Что думаешь?

Все затаили дыхание.

А я… что.

Я просто тупо уставился. Кожа невыносимо натянулась, став слишком тугой.

Как будто вот-вот лопнет.

Как будто вот-вот лопнет, и я проснусь, потому что наверняка это был всего лишь сон. Все происходящее казалось просто сном.

— Почему? — спросил я, поскольку это была единственная вещь, которую я никак не мог понять. Единственное, чего я никак не мог осилить. Мой папа был мертв, но он говорил, люди будут дерьмово ко мне относиться, а это вовсе не было дерьмом. Это пугало, это была возможность. Это была ответственность, но вовсе не дерьмо. Совершенно точно не дерьмо.

— Почему — что? — переспросил Джо, растерявшись.

— Почему именно я?

— А почему нет? — теперь он хмурился.

— Когда-нибудь ты станешь Альфой, — и без сомнений великим Альфой.

— И?

Я уставился на свои руки.

— Это важно.

— Я понимаю.

— А я нет…

— Ты нет — что?

— Ты же понимаешь. Я никто.

Вдруг Джо оказался прямо передо мной, и он был зол. Практически вибрировал от ярости.

— Заткнись, — потребовал он. — Просто заткнись.

— Джо… — начал было я, но он оборвал меня.

— Ты не должен так говорить. Даже думать так не смей.

— Тебе семнадцать…

— И что же? — теперь он рычал, и я знал, если посмотрю на него, то увижу, как волк проступил наружу. — Думаешь, я не знаю, что делаю? Думаешь, раз мне всего семнадцать, я понятия не имею, о чем говорю? Я уже очень давно не ребенок, Окс. Я перестал им быть с того самого момента, когда он в первый раз заставил меня кричать в трубку, чтобы мама могла слышать, как он ломает мне пальцы. Я перестал быть ребенком с тех пор, как он отобрал это у меня, превратив в кого-то другого. Я знаю, что это. Знаю, что делаю. Да, мне семнадцать, но в тот день, когда встретил тебя, я понял, что сделаю для тебя все, что угодно. Сделаю все, чтобы ты был счастлив, потому что никто никогда не пах так, как ты. Как конфеты и сосновые шишки. Эпично и восхитительно. И это был дом. От тебя пахло моим домом, Окс. Я уже и забыл, что это такое, ясно? Я забыл об этом, потому что он отнял его у меня, и я не мог отыскать его снова, пока не нашел тебя. Так что не смей стоять здесь и говорить, что мне всего семнадцать. Мой отец подарил маме своего волка, когда ему было семнадцать. Это не вопрос возраста, Окс. Это когда ты знаешь.

— Но я не… — голос звучал хрипло, когда я попытался заговорить.