А Элизабет…
Она не приблизилась ни к мужу. Ни к детям. Ни к своему шурину.
Она подошла ко мне. Медленно. Сдержанно.
Прижалась носом к моей руке. Пальцы непроизвольно сжались возле ее уха. Я чувствовал, как оно подрагивает, задевая кожу.
Она ткнулась сильнее.
Опустив взгляд, я посмотрел на нее.
Я сильно заблуждался, когда был благодарен ей за волчье обличье, считая, что оно лишено человечности.
Потому что сейчас ее глаза были самыми человеческими из всех.
И в них отражалось столько страданий.
Я нарушил молчание:
— Мне так жаль, — выдавил я, потому что мне следовало стараться лучше, чтобы защитить его. И возможно, если бы я не дал Томасу утащить меня, он был бы сейчас в порядке. Если бы он не встал между мной и Ричардом, Элизабет не потеряла бы свою пару.
Она нежно взяла мою руку в пасть, ее зубы слегка впились в кожу. На долю секунды показалось, что она укусит. Я подумал, что она прольет мою кровь за то, что я допустил случившееся. И я бы ей это позволил.
Вместо этого Элизабет потянула меня за руку, ведя к остальным.
Я ничего не понимал.
Но все равно пошел.
Она все не отпускала.
И не отводила от меня взгляда.
Элизабет медленно пятилась, шаг за шагом, не сводя с меня глаз.
Я сосредоточился на ней, потому что дышать становилось все труднее.
Звуки окутали меня, действуя на нервы. Я слышал, как стонет Гордо, тихо и прерывисто. Как
А вот Джо…
Джо не издавал ни звука.
По крайней мере, вслух.
Но я чувствовал его.
Его ужас.
Его муки.
Его ярость.
И он был громче всех остальных.
Я был ошеломлен.
Но Элизабет не позволяла мне отступить.
И я знал, чего она добивается.
Она прошептала:
—
Я дал ей тянуть меня за собой. Позволил ее словам течь по мне сквозь связующие нас нити. Через узы. Остальные тоже ее слышали. Они слышали, что она говорила. Даже Гордо, который удивленно поднял голову и уставился на Элизабет, когда она притянула меня ближе. Каким-то образом он стал частью всего этого. Частью нас.
Она добралась до своих сыновей и мужа, врезавшись задними лапами в Келли, который даже не открыл глаз. На миг стиснула зубы сильнее, а затем отпустила мою руку.
Я услышал характерный звук, когда Марк перекинулся в волка и направился к ним. Элизабет села рядом с головой мужа и, склонившись, слизывала кровь с его лица. Марк сел рядом с ней, его волк был большим и внушительным, самый большой из них всех.
По крайней мере, сейчас.
Потому что, хоть и прошло совсем немного времени, Томас казался гораздо меньше, каким никогда в жизни не был. Понятия не имею, что стало тому причиной — сама смерть или же то, что умер он Бетой, но теперь он казался гораздо мельче. Не таким крупным.
Джо внешне никак не изменился, если не считать глаз, что выглядели так, словно были налиты кровью.
Но
Он излучал нечто… нечто большее, чем раньше. Я не понимал, что значит быть Альфой. Не знал, что значит быть волком. Быть связанным с территорией, как теперь был связан он.
Хотелось прикоснуться к нему.
Но я оказался не в силах поднять руку.
Джо ни на йоту не отодвинулся от своего отца.
Картер с Келли поднялись, оторвавшись от Томаса. Они так и остались волками, но переместились, сев как Марк, нависая над телом Томаса. Марк сидел слева от него. Картер с Келли сели у его ног.
Элизабет отстранилась от лица мужа и заняла место рядом с его головой, прижавшись лапой к щеке.
Джо остался сидеть справа.
Они специально расселись вокруг, исходя из своего положения в стае.
И молча ждали.
А я понятия не имел, чего именно.
Пока все они не посмотрели на меня.
Все, кроме Джо.
Я подумывал о том, чтобы сбежать.
Скрыться в тени деревьев.
Найти тело своей матери и лечь рядом с ней. Я бы закрыл глаза и уснул, а когда проснулся, все это оказалось бы сном. Даже несмотря на всю боль, даже при том, что я мог
Но в сознании царила полнейшая тьма.
В сердце — убийство.
И это было реальностью.
Я не мог пошевелиться.
Волки замерли в ожидании.
Где-то среди деревьев раздался голос — крикливый зуёк. Странная птица. Поет по ночам.
Показалось, что весь лес затаил дыхание.
— Они ждут тебя, — произнес Гордо за моей спиной.
Я даже не обернулся, чтобы глянуть на него. Не мог, пока за мной наблюдали волки.
— Ты — часть их, — сказал он. — Часть всего этого.