Волчья река

– Вы знаете, как долго я желала этого – поговорить с вами лицом к лицу? – спрашивает Миранда и берет в руки один из дешевых пластиковых стаканчиков. – Кажется, вы упоминали что-то о том, что здесь можно выпить кофе?

Я вкладываю фильтр, вскрываю пакет, добавляю воды. Пока кофемашина медленно заваривает напиток в емкости на два стакана, мы молчим. Я разливаю кофе. Миранда встает, чтобы сделать первый изящный глоток, совсем крошечный. Ее взгляд скользит по комнате, не упуская ничего.

– Я хотела видеть ваше лицо, когда задам вам вопрос о Мэлвине, – произносит она.

– И что же вы увидели? – интересуюсь я.

– То, что вы отлично умеете лгать. – Она пьет кофе. Я жду. – Достаточно хорошо, чтобы убедить даже Сэма, – а я никогда бы не подумала, что это вообще возможно. Если б вы знали его в те времена, когда я познакомилась с ним, вы были бы в шоке от того, насколько он был зол. Насколько полон ненависти. И насколько решительно настроен причинить вам боль. Он рассказывал вам об этом?

Миранда прислоняется к стойке. Помимо горячего кофе в ее стаканчике, я не вижу другого оружия, не считая броши, которую она носит. Это странно, ведь я чувствую ее ожесточенность. Я чувствую внутри нее безграничную ненависть, от которой воздух между нами словно наполняется гарью. Хуже всего то, что я знаю: ненависть Миранды порождена еще более глубоким горем. И поэтому мне трудно желать причинить ей вред. А ей так легко желать видеть меня мертвой…

– Почему вы впустили меня? – спрашивает она. – Вы могли оставить меня стоять на крыльце. Вы могли и вовсе не выходить ко мне. Но вы меня впустили.

– Мой муж убил вашу дочь, – говорю я. – Поэтому я пошла вам навстречу. Я знаю, что вы вините себя за то, что не смогли защитить своего ребенка. Я много лет пытаюсь защитить своих детей – и отлично понимаю ваш гнев. Просто не хочу, чтобы он был направлен на меня.

Миранда не отвечает. Но отставляет стакан с недопитым кофе. Я слежу за ее руками. Одна рука ныряет в карман. Я напрягаюсь всем телом. Не могу представить, что у нее в кармане что-то есть; я не вижу очертаний чего-либо опасного. Но и не могу позволить себе ошибиться.

– Вы вообще понимаете, почему одержимы мной, а не Мэлвином? – спрашиваю я ее.

– Ваш муж мертв. Я не могу причинить ему боль.

– Он не стал вашей мишенью и тогда, когда был еще жив, – возражаю я. – Вы охотились за мной. Почему, как вы думаете?

– Потому что вам все сошло с рук.

– Потому что в вашем маленьком уютном мирке это была моя задача – делать моего мужа счастливым, да? Моим долгом было удовлетворять его – так, чтобы он и не подумал о вашей дочери. А я этого не сделала. Но я не была нянькой Мэлвину. Его грехи принадлежат только ему.

Миранда вздрагивает. Едва заметно, но я это вижу.

– Вы знали. Ваша соседка видела, как вы помогали ему. Существовала видеозапись, на которой вы вместе с ним вносите девушку в гараж.

– Соседка солгала, чтобы получить свою толику внимания. Видео было фальшивкой, и ФБР доказало это. Вы действительно верите в каждую безумную теорию, лишь бы вам казалось, что эта теория подтверждает вашу правоту?

– Я намерена увидеть ваше падение.

– Занимайте очередь, Миранда. Вы даже не в курсе, сколько времени нужно затратить на получение приказа о запрете на приближение к нам.

Она сердито смотрит на меня.

– «Погибшие ангелы» продолжат портить вам жизнь. Если я не могу добиться законного возмездия за Вивиан, то, по крайней мере, найду некоторое утешение в том, что вы всю оставшуюся жизнь будете страдать за свои деяния.

Она быстра, надо отдать ей должное. Я вижу, как в ее холодных глазах вскипает ярость, а рука выныривает из кармана. Я вижу что-то в этой руке, ныряю вбок и бросаюсь на пол, одновременно выхватывая пистолет из наплечной кобуры. Миг спустя ствол его нацелен прямо ей в сердце.

Я не могу умереть здесь. Я нужна моим детям.

Мне нужно лишь нажать на спуск чуть-чуть сильнее, чтобы убить ее, но я понимаю, что, хотя обе ее руки занесены в угрожающем жесте… у нее нет ножа, только сотовый телефон. Лицо у нее мертвенно-бледное, но вид ликующий, словно у мученицы, готовой вручить душу Господу. Она планировала это. Она пришла сюда, готовая умереть. Умереть с радостью, если это поможет отправить меня в тюрьму.

Я убираю палец со спускового крючка.

Ликование пропадает с лица Миранды, она замыкается, и в течение секунды мы обе не двигаемся. Потом она говорит:

– Я действительно думала, что это сработает.

Это спокойное, беспечное замечание. Миранда опускает руки.

Меня ужасает то, как близко она подошла к этому. Если б я ее застрелила, это выглядело бы преднамеренным убийством – ведь у нее не было оружия. Скорее всего, меня признали бы виновной. Я сама сказала помощнику шерифа, что Миранду следует впустить внутрь. У правосудия было бы лишь мое слово в оправдание стрельбы. И никаких доказательств. На суде показали бы запись нашей с ней перепалки на телешоу. Дело закрыто.

Дрожа от прилива адреналина, я вкладываю пистолет в кобуру.