Волчья шкура

Анчар вздохнул: что он за человек! «Мышка» чуть ли не впервые за все время сама рот открыла, сама с ним заговорила, а он, дурак, спугнул ее. Все испортил! Фаллос, омфалос, не один черт? Теперь затаится, замолчит, каждое слово из нее вытягивать нужно будет. Еще и расплачется, опять нос покраснеет, глаза опухнут, а ему она красоткой нужна, чтобы ловить негодяев «на живца». И голос у нее хороший: тихий, чуть охрипший от вчерашних слез, и спокойный. Робкая, видно, не по годам. Пусть говорит, от такого голоса тепло на душе.

— Ир, извини, а? Что-то я не то ляпнул… Не сердись, лучше расскажи про эту штуку. Я ее в интересном месте нашел, поэтому и прихватил. А теперь не знаю, что с ней делать.

Не поворачиваясь, Ира улыбнулась. Такой сильный, уверенный, независимый, а извиняется перед ней, оправдывается. Если не ответить, опять нахмурится.

— Что ты, я и не думала сердиться, вид за окном красивый. Я здесь еще никогда не была.

Анчар понимающе кивнул. Вряд ли ты вообще за город выезжаешь при таком сыночке, разве что на рынок. Могу поспорить, что и на море ни разу не была, и в выходные не очень-то отдыхаешь. Руки выдали тебя сразу, мышка.

— Я эти места очень люблю. Смотри, совсем недалеко от города, а чувствуешь себя, как на краю света, простор, тишина и красота во все стороны. Вот найдем Мишу, повожу вас по стране, на море поедем. Любишь море?

Ира вздохнула.

Значит, угадал…

— Так что там с этой штуковиной?

— Его можно называть просто омфал. Ни один из омфалов не сохранился. Археологи нашли только мраморную копию, сейчас она выставлена в музее в Дельфах, а твоя металлом блеснула, я заметила царапины.

Анчар неопределенно хмыкнул.

Ира устроилась удобнее и начала:

— Омфал — это священный «шепчущий» камень. Он был самым почитаемым в Дельфах культовым объектом. Древние греки думали, что он упал с неба, и считали его центром Земли. Знаешь выражение «пуп земли»? Это он, омфал. Его установили во внутреннем святилище храма Аполлона. А в подземном помещении находилась жрица оракула. Она передавала Аполлону вопросы царей и героев, и он отвечал через омфал. Эти ответы принимались как пророчества, простые люди не понимали их, поэтому дали омфалу еще одно название — «камень богов», его даже на финикийских монетах изображали.

— Получается, что твой омфал — это что-то вроде рупора или рации?

— Да, многие ученые считают, что омфалы служили связующим звеном между греческим, египетским, нубийским, ханаанским оракулами и подземным миром Дуат.

Анчар втянул голову в плечи и удивленно взглянул на спутницу, не тронулась ли от всех переживаний? Со вчерашнего вечера они вместе, он многое узнал о ней, кое о чем догадался, но до конца не понимал. О сыне плакать перестала, и вообще о нем не говорит, будто и не беспокоится. А его, может, и в живых уже нет… Не похоже на мамашу, у которой пропал пятилетний малыш. Черт ее знает, точно больная. Слова какие-то странные, но рассказывает интересно, складно, со знанием дела, как хороший учитель.

А Ирина, казалось, увлеклась импровизированной лекцией. Она пряталась в полузабытые слова, в обрывки знаний, в призрачную связь с прошлым от страха перед реальностью. Совсем недавно она перестала относиться к жизни в Израиле, как к фильму, в котором ей без ее согласия и склонности отведена была роль неприятная и непонятная.

Раскрашенная, как матрешка, в наряде из арсенала проститутки, в машине с незнакомым человеком, которому доверилась импульсивно, без всяких здравых на то оснований, она, как за соломинку, схватилась за возможность забыть о безысходном своем положении, о тревоге за Мишу, о завтрашнем дне и говорила, говорила…

Уже проехали блокпост и свернули на известную Анчару дорогу в арабскую деревню, когда Ирина задумчиво сказала:

— Но, кажется, омфалы были из чистого золота, иногда их украшали изумрудами.

Анчар ухмыльнулся.

— Точно, рация, да еще и военная. Золото — лучший проводник электричества. С изумрудами тоже понятно, их давно используют в производстве лазеров. А лазер — это связь, будь здоров, какая. Так то же лазер, но не эта же «бомба», правда?

*****

Дорога, ведущая к морю, вытекает, как ручей из озера, из большой площади-проплешины, вытоптанной перед входом в Шхем. Узкие ворота, через которые не смог бы протиснуться навьюченный осел, утоплены в воронке городских стен, сложенных из тесаных камней. В предрассветную мглу из ворот выходят сонные женщины, раздраженно подгоняя хнычущих детей.

Вокруг Шхема за зарослями кактусов начинаются огороды, окантованные желтеющими полями. Потом идут виноградники, за ними — оливковые деревья. В разгар лета здесь хватает работы, а все мужчины болеют, и сегодня их женам придется тяжело.

Чего только не придумают эти бездельники, чтобы не работать! А все из-за девчонки пришлой, что Шхем прячет у себя в доме.

Позавчера Хамор собрал у себя всех мужчин, наказав женщинам сидеть по домам и детей придержать. Те, кто поближе живет, рассказали остальным, что вождь долго бубнил что-то, голос его то повышался нараспев, то затухал в шепоте. А что говорил, не разобрать, много ли услышишь через кожаный полог!