Волчья шкура

Когда тело обмякло в руках, Анчар начал медленно считать до семи. Достаточно, можно разомкнуть руки и перевернуть гада лицом вниз. Осталось немного: завести руки его за спину, захлестнуть большие пальцы выше суставов тонкой полоской пластикового «хомута», дернуть, закрепляя намертво и таким же «хомутом», только длинным, перетянуть ноги пленника выше колен. Готово. Есть время не только ввинтить ему кляп и заклеить рот пластырем, но и, повернув голову, подмигнуть побелевшей Ирине: «Жива? Не бойся, все идет, как надо…»

Ира вжалась в угол: Андрей сошел с ума. Он ли это вообще? Спокойный, чуть медлительный, с иронично-ленивой усмешкой в глазах, куда делся? В какое мгновение он превратился в опасного больного? Не было этого мгновения… Ирина почувствовала, что в этом незнакомце нет ни капли жалости к боли и страданию, его не остановит мольба о пощаде, он просто не поймет, не услышит и будет, как машина, делать страшное и дико-непонятное. Этот уже не человек. Почему он посмотрел на нее? Чему улыбается? Не убежать, не укрыться.

Горло перехватило, Ира зажмурилась.

Биляль открыл глаза, моргнул, вспоминая, пережитый страх. Что за дурацкий сон под выходной? Видно, вчера слишком переволновался…

Андрей, не глядя на него, копается в кармане на спинке сиденья. Лицо его спокойно и сосредоточенно. Он совсем не похож на маньяка, руки которого внезапно в середине дружеской беседы сжали горло Биляля. Слава Аллаху, пронесло! Сейчас «русский» опомнится, освободит руки и ноги, можно будет хлопнуть его по плечу: «С кем не бывает, брат!», — и, не дожидаясь извинений, уйти. Уйти и забыть, и держаться от него подальше, может, опять накатит, больной человек! Что там звякает в кармане? Зачем ему пассатижи, ими же не перекусишь пластик? И еще одни… Зачем?! Кошмарный сон продолжался.

Сознание цеплялось за остатки надежды, но тело не обманешь: в низу живота осел липкий сгусток ужаса, от него зародилась дрожь; мелкими, как овечье блеяние, волнами она разошлась внутри, прорвавшись глухим стоном в горло.

Он не успел удивиться, когда почувствовал на коже мизинца холод металла, отозвавшийся еле слышным хрустом в тонкой косточке. И боли не было, велик Аллах, не было боли! Нет боли — нечего бояться. Биляль задышал ровнее, ожидая, когда утихнет противное «блеяние» внутри.

Этот псих опять смотрит на него, что он хочет сейчас? Хорошо уже то, что не шевелится, просто смотрит в глаза. Биляль не видел, что Андрей взялся за кончик его мизинца и не почувствовал, как от легкого прикосновения обломки кости потерлись друг о друга.

Боль ударила по мозгам внезапно, залила расплавленным потоком голову, и, не помещаясь внутри, взорвалась в глазах, брызнула из ушей, заплескалась в горле, во рту, забитом кляпом. Боль просочилась едким потом на побелевший лоб, собралась холодными каплями в волосах. Затем она перекусила ниточку дыхания и загрызла надежду на жизнь. Липкий комок зашевелился, пополз вверх и вестником смерти постучался в сердце.

Ира сидела, почти не дыша. Сил на то, чтобы открыть глаза, у нее не нашлось. Услышав стон и какое-то движение сзади, она решила, что Андрей приходит в себя после внезапного приступа. Оставалось надеяться, что неприятный знакомый его с масленым взглядом поможет, воды вынесет, и они поедут искать Мишу. А пока нужно посидеть тихонько. Мужчины сами разберутся. Ну, вот и хорошо: Андрей заговорил, значит, уже пришел в себя.

— Ты мне только головой крути на «да» и «нет». Отвечай, а то придушу и выброшу под порог. Дети проснутся, а там новая игрушка — вот радости будет! Проверка: понял?

Биляль кивнул и даже глаза прикрыл. Все он скажет, со всем согласится, только бы вырваться. Видно, насмотрелся «русский» боевиков или обкурился от одиночества, решил в свое кино поиграть.

Андрей дернул краем рта.

— Соображаешь. Вопрос первый: мальчик жив?

Услышав это, Ира широко раскрыла глаза и дернулась назад.

Мужчины сидели, повернувшись друг к другу. Араб привалился к двери, не отводит от Андрея напряженного взгляда. Лицо у него белое, почти, как у Миши, волосы мокрые. Неужели Андрей его водой облил? Ну, отвечай же!

А, вот оно что!.. Все объяснилось, и от этого Билялю стало совсем плохо. Откуда узнал? Кто сказал? Ладно, это потом выяснится. Жив мальчик, что ему сделается, слишком дорогой залог. Казем пылинки с него будет сдувать. Только Билялю жизнь дорога, у него свои мальчики, четверо, ничего он не знает. А сломанный палец заживет. Сейчас нужно перевести дух, собрать силы, чтобы пожать плечами. И псих чокнутый отпустит его. Не видел Биляль, никакого мальчика.

Биляль пожал плечами.

Ира горестно вздохнула.

Андрей улыбнулся.

— Соображаешь, но плохо. Последняя попытка. Мальчик жив?

Биляль замер. Что делать? Может, показать, что нет? Тогда он отстанет. Нет, так нет, что делать! Как же, отстанет! Вот тут-то с жизнью можно и попрощаться. Пока что он пленник, и во власти «русского» придушить беззащитного из мести или от злости, глазом не моргнув. Ничего страшного, можно кивнуть. В случае чего, на Мансура переведет, пусть он отдувается. Придется кивнуть.