Волчья сотня

Она отстранилась от него, и вдруг взгляд ее прояснился. К ним, торопясь и от этого прихрамывая больше, чем обычно, приближался Алымов с огромным букетом самых поздних астр и георгинов.

— Петя! Где же вы их достали? — счастливо рассмеялась Варя и на миг стала прежней девочкой с широко распахнутыми синими глазами.

Она спрятала лицо в букет, потом сняла перчатку и погладила Алымова по щеке.

«Неужели, когда я с Софи, у меня такой же глупый вид, как сейчас у Алымова?» — невольно подумал Борис.

Вот уже последний раз паровоз свистнул у семафора, и его дымок исчез вдалеке. Алымов простился и поспешил по делам. Борису тоже было куда торопиться.

— Слышишь, Саенко, — начал он, тщательно подбирая слова, — у тебя тут в Ценске никакой кумы нету?

— С чегой-то? — От удивления Саенко даже остановился.

— А с того, что шел бы ты куда-нибудь сегодня на вечер погулять, да на ночь задержался бы, — с ходу брякнул Борис.

— Понятно! — расплылся Саенко. — Стало быть, дамочка, значит, несвободная? Места у ней, значит, нету, где встречаться?

— Стало быть, — подмигнул Борис.

— Ну, это мы с нашим удовольствием, — протянул Саенко, — разве ж я не понимаю, что дело молодое, а естество свое требует? Кумы у меня нету, но уж найду, куда на ночь деться…

— А тогда снеси-ка, брат, вот записочку по одному адресу, — повеселел Борис. И добавил, чтобы сказать Саенко приятное: — Тебе бы сюда ту куму, из Больших Раздоров… Ох, и хороша Галина!

— Хороша Глаша, да не наша, — угрюмо отвернулся Саенко.

— Ты чего, Саенко, я тебя обидеть не хотел! — удивился Борис.

— Я и не обижаюсь. А только не про меня та Галина… Муж у нее есть!

— Вот как! — присвистнул Борис. — То-то я гляжу, вы как-то… А где же муж-то?

— У Махно, — понурился Саенко, — в больших чинах там. Говорил — самое бандитское село! А ты не верил… Ладно, давай свою записку.

Через час Саенко принес розовую надушенную записочку, в ней говорилось, что прелестная Софи любит, ждет, тоскует и непременно будет вечером попозже, чтобы никто ее не заметил. Борис встрепенулся, спросил у Саенко чистое белье и горячей воды для бритья, а получив все это, вдруг рассердился и закричал, чтобы сейчас же выметался Саенко из дому, а то нашел время уборкой заниматься. Саенко и вправду что-то завозился на кухне совершенно не ко времени.

Дальше началось мучительное ожидание, минуты текли как годы. Придет, не придет? — терзал Бориса извечный вопрос. Обманет, посмеется или явится страждущему неземным видением, ангелом чистой красоты? Борис потерял уже всякую надежду, когда раздался еле слышный стук в дверь. С бьющимся сердцем он отворил — на пороге стояла она. Сегодня Софи была просто обворожительна, ведь она очень старалась так выглядеть. Она сбросила плащ и шляпку и предстала перед Борисом во всеоружии своей красоты. Бледно-лиловое платье с отделкой из кружев того же цвета выгодно подчеркивало фигуру и изумительно подходило к глазам. Глаза сияли, губы были соблазнительно полуоткрыты, грудь ее вздымалась от волнения. Вдобавок от соблазнительницы исходил совершенно чарующий аромат духов — пряный, будоражащий…

Борис совершенно потерял голову и бросился на Софи с утробным рычанием.

Софи бурно дышала, постепенно и сама стирая тонкую грань между хорошей актерской игрой и подлинным увлечением.

— Только ты, дорогой, только ты… — ворковала она низким, волнующим голосом, прерывающимся страстными вздохами, — только тебя…

Борис, не вслушиваясь в ее бессвязный лепет, покрывал жаркими поцелуями шею и плечи Софи, ее грудь, едва прикрытую сильно декольтированным платьем. Тяжело дыша, не в силах больше бороться со страстью, он торопливо начал расстегивать крючки и застежки. Огрубевшие в походе пальцы не могли справиться со сложной женской механикой.

— Как ты неловок, милый, — с легким недовольством промурлыкала бывшая баронесса и несколькими уверенными движениями помогла возлюбленному преодолеть последние преграды. Освободившись от тесных одежд, она раскрыла объятия и воскликнула:

— Иди же ко мне, дорогой! Я не в силах больше ждать!

Борис и сам был больше не в силах. Торопливо овладев Софи, он тяжело задышал, и все кончилось слишком быстро.

— Фи, дорогой, — обиженно проговорила Софи, но тут же сменила гнев на милость и проворковала: — Ничего страшного, ты просто слишком долго был один… Не волнуйся, у нас впереди целая ночь. — И ее восхитительные пальчики принялись исполнять на весьма чувствительном музыкальном инструменте такую волнующую пьесу, что Борис в мгновение ока забыл о своей неудаче и был готов к новым подвигам. Софи была упоительна и неутомима. Час за часом проходил в чередовании бурных ласк и коротких передышек, полных нежных перешептываний и любовного воркования. Наконец, уже под утро, Борис, совершенно обессиленный и опустошенный, забылся глубоким сном. На лице его играла счастливая улыбка.