Волчья сотня

Откатившись в сторону, он снова замер. Ему опять померещилось еле заметное движение в дальнем конце помещения. На этот раз он не стал стрелять сразу, а осторожно подобрав на полу стреляную гильзу, бросил ее в сторону. Тут же темноту трижды прожгло огнем – затаившийся в дальнем углу противник выстрелил туда, где упала гильза, – как видно, тоже нервничал и попался на свой собственный трюк. Борис мгновенно отреагировал – выстрелил три раза в то место, где только что был Чиж… Точнее, он хотел выстрелить три раза, но «наган» шарахнул только дважды, третьего выстрела не было – патрон заело… Услышав сухой щелчок бойка, Борис обмер. Он быстро откатился на новое место, чтобы не получить пулю, но Чиж молчал. Борис снова бросил в сторону стреляную гильзу, чтобы проверить – может быть, его выстрелы достигли цели и Чиж убит, – но надежда не оправдалась: снова раздались два выстрела. Борис положил на пол ставший бесполезным «наган» и осторожно пополз по полу, вглядываясь в темноту и пытаясь определить место, где притаился враг.

– Что, господин офицер, никак, патроны кончились? – раздался в темноте голос, показавшийся Борису странно знакомым.

В ту же минуту загорелся фонарь Бориса, подобранный Чижом. Его свет ослепил после царившей в комнате темноты. Худощавый человек в офицерском френче без погон стоял возле стены с фонарем в одной руке и револьвером в другой, оглядывая помещение, чтобы найти и добить Бориса. Ордынцев вдруг вспомнил, где он слышал этот голос, где видел этого человека: минувшим летом этот худощавый офицер допрашивал Бориса в феодосийской контрразведке – наркоман и садист, находившийся на грани помешательства…

– Мать честная, Карнович! – закричал Борис, не веря своим глазам. – Вы что – с того света, что ли? Вас же в Феодосии расстреляли…

– Собирались, – злорадно сообщил Карнович, – да не успели.

– Ну, здравствуйте, штабс-капитан, – хрипло проговорил Борис, усаживаясь поудобнее и демонстрируя Карновичу раненое плечо. – Или вас теперь нужно называть батькой?

– Старый знакомый! – процедил Карнович, высоко подняв фонарь и направляя его свет на Бориса. – Господин Ордынцев, если не ошибаюсь!

– Не ошибаетесь. – Левую раненую руку Борис держал на виду, а правой пытался нашарить на боку единственное оставшееся оружие. – В отличие от вас, Карнович, я имени не менял и присяги не нарушал. А вам, выходит, удалось из тюрьмы бежать? Я всегда говорил, что в нашей контрразведке бардак!

– Ах, какие мы благородные – присяги он не нарушал. Да вашему Белому делу все равно скоро конец – не сегодня, так завтра. А я со своими мужичками успею озолотиться.

– Мужичков ваших сегодня порубили всех до одного, вы это прекрасно знаете, и вы их бросили как последний трус.

– Этих порубили – другие придут. Чего-чего, а бандитов в нашей стране немерено!

– А где вы здесь достаете кокаин? – осведомился Борис, он тянул и тянул время, втягивал Карновича в бесполезный разговор, говоря нарочно слабым голосом, делая вид, что ему совсем плохо от раны. – Вы ведь не можете без него обойтись и двух часов?

– Отчего вас это заботит? – огрызнулся Карнович. – Казалось бы, вам сейчас нужно думать о собственной жизни, ведь вы сейчас умрете!

Борис добился своим вопросом того, чего хотел: Карнович отвлекся, разозлившись, и отвел в сторону ствол револьвера. В ту же секунду Борис резко выбросил руку из-за спины, и в Карновича полетел отобранный у убитого в степи бандита широкий охотничий нож. Карнович выстрелил, но не прицельно, и пуля пролетела мимо. Борис вспомнил уроки, преподанные ему греческим мальчишкой-контрабандистом по пути из Батума в Феодосию, – широкий нож с хрустом вонзился в горло Карновича, прервав его страшную и злую жизнь.

С тяжелым мучительным стоном бывший батька Чиж рухнул на узорный паркет, заливая все вокруг кровью.

– Вот так-то лучше, – высказался Борис. – Так оно мне будет спокойнее, когда точно знаю, что такой сволочи на свете больше нет.

Он поднял фонарь и вгляделся в лицо этого человека, когда-то причинившего ему немало страданий. На желтом лице его врага застыла гримаса – смерть не облагородила его черты.