волчья жизнь, волчь законы...

– Спасибо, – красиво и просто улыбнулась она, задержавшись глазами на его фигуре. Любка почему-то положила ему на тарелку четыре куска, хотя он и не просил. От неё тёк тонкий, еле уловимый запах духов, смешиваясь с обычными, свойственными всем столовым запахами.

Проходя мимо Фомича, толстый розовощёкий весельчак спросил:

– Как дела, Николай Фомич?

– Нормально, – буркнул тот.

– Нормально – это как? ниже колен?

– От я тебя сейчас, – пригрозил Фомич,– черпаком по хребтине…

Сзади в дружном хохоте затряслись солдаты, задрожали порожние тарелки на раздаче.

– Фомич, ну что ты такой злой? – не унимался весельчак.– Ты будь попроще, и люди к тебе потянутся.

– Ах, ты мразь! – Фомич схватил лежавший на лавке черпак, но, когда повернулся к раздаче, увидел лишь массу довольных улыбок на глумливых солдатских физиономиях. К его глубокому сожалению, наглой, румяной, лоснящейся жиром морды среди них не было. Вдруг откуда-то снизу, из-под раздачи послышался осторожный голос:

– Щас к людям, надо помягше, а на вопросы смотреть поширше.

Вконец выведенный из себя Фомич, зачерпнул из котла горячего компота, с вздувшимися на тонкой стариковской шее жилами, с перекошенным от бешенства лицом, заорал:

– В стороны! Ошпарю! – и плеснул за раздачу.

– А-а, – завывая, подскочил весельчак. Компот попал ему на затылок и на спину.– Ты что, старый козёл? Совсем умом рехнулся? Идиот! Дебил! Тебе лечиться надо! Совсем одурел на старости лет…

– Что больно? – с издёвкой спрашивал Фомич, оголяя в улыбке чёрные гнилые зубы.– Зато бесплатно,– восторгу старика не было предела.

– Я тебе сейчас дам бесплатно, старый валенок! Я тебе по башне сейчас настучу, дебил!

Впрочем, вскоре, ругань прекратилась, и жизнь в столовой потекла своим чередом. Солдаты с подносами в руках рассаживались за столы, принимались за обед.

* * *

Рядом с Дробышевым за одним столом сел Виктор Арбузов, светловолосый, угловатый парень с острыми, как у коршуна, плечами и треугольным лицом. Он призывался из-под Херсона.

До армии Арбузов имел криминальное прошлое. Едва не «подсел» за вымогательство. С дружками, втроём, изметелили паренька, велели украсть ему у родителей сотню долларов.

– Не дай бог приведёшь на стрелу мусоров, – сказал Арбузов, ткнув в живот стволом газового пистолета.– Выйду из зоны, получишь пулю в печень. А ещё учти…за неподход на стрелу ещё сотня баксов!..

На «стрелу» паренёк пришёл не один… с отцом…

Отец, с виду щупленький очкастый мужичонка, выхватил из полушубка кусок арматурины, а когда Арбузов пытался вытащить запутавшийся в кармане пистолет, ударом в кисть перебил ему руку; перехватил арматуриной горло, зажимая кадык, процедил:

– Задушу, мразь…задушу, с-сука…как щенка паршивого, – говорил он, передавливая горло. Арбузов с посиневшим лицом хрипел, цеплялся за арматурину, хватал руками воздух.

– Если ещё раз, – продолжал отец паренька,– ты или кто-нибудь из твоих дружков поганых моего сына будет трогать, придушу.

Паренька никто больше не трогал, лишь, когда он проходил мимо, с презреньем говорили:

– Стукач.

До армии Арбузов занимался беспределом. Зимой срывал норковые шапки с головы прохожих, летом – золотые серьги, цепочки с женщин и девушек; с шестнадцати лет «сидел на игле».

Уже в Армии, в карантине, издевался над своим же призывом: ребят, которые послабее, заставлял стирать себе хэбэ, подворотнички. Среди шнексов он был в «авторитете».

– Ну что, как там на ГСМ? – спросил Арбузов, усаживаясь рядом с Дробышевым и ставя свой поднос с едой.

– Нормально, – ответил Сергей, хлебая из голубой пластмассовой тарелки суп.

– А я у Вербина в санчасти сёдня был. Похож, косит с-сука. Я ему сказал: «Короче, Вербин, сегодня вечером я наблюдаю тебя в роте, а то там Дробь с Вдовой на ГСМ пашут в две хари и совсем загнулись, тем более с Рыжим. Так что, говорю, давай… Если сегодня вечером, не будешь в роте, вешайся!».

– А как он там?

– Лафу гоняет. Иду, значит, сегодня. Смотрю – в курилке сидит, с медсестрой какой-то... Конфетами давится, сука.

– Слушай, Витёк, тут такое дело…

Пока Арбузов обедал, Дробышев рассказал ему про сегодняшнюю «непонятку» с Лебедько.

– Да…– сказал Арбузов, ставя на поднос стакан из-под компота. – Как говорит наш старшина, погано дило. Похоже, нам с тобой сегодня вместе по бороде получать. Всех подколок за полдня ты всё равно не выучишь.

– Почему?

– Да потому что их просто нереально выучить.

– А если постараться?

– Даже, если постараться… Ладно. Всё равно делать что-то надо. Листок и ручка есть?

– Найдётся, – Дробышев полез за ручкой и блокнотом.

– Значит, так, записывай… Первый параграф: «Дед всегда прав»… Параграф два: «Если дет не прав, в действие вступает параграф первый». Параграф три: «Для деда слова «Нет!» и «не нашёл!» не существует». Параграф четыре: «Старого не будить, не кантовать и при пожаре выносить в первую очередь». Записал? Короче, дальше…

* * *

Записав под диктовку Арбузова все возможные ловушки-подколки, Дробышев отнес своей поднос к окну прима грязной посуды.

Выходил из зала вместе с Арбузовым, нёс бачки с едой и пакет с хлебом.