волчья жизнь, волчь законы...

Червячок сомнения зашевелился в его сердце. «А не стать ли мне тоже? – подумал Дробышев, глядя на сослуживцев. – Но о чем я буду говорить? Я не знаю, в чем я грешен?»

Он стоял и раздумывал, а очередь между тем двигалась.

Арбузов стоял в компании с Бардовским, Буреломовым и Стифом. Он, показывая пальцем на Вдовцова, насмешливо говорил:

– Глядите, Вдова и Вербой покаяться решили. Великие грешники!

Заметив на себе осуждающий взгляд Дробышева, Арбузов насмешливо сказал:

– Дробь, чего смотришь, становись и кайся.

После этих слов желание стать на исповедь как рукой сняло.

Арбузов, видя счастливое лицо Сидора, негромко крикнул ему:

– Сидор, ну теперь ты святой. Тебя хоть прям сейчас в рай впускай! Того и глядишь – из-за плечей крылья вырастут!

– Он щас взлетит! – насмешливо сказал Бардо.

Сидор помрачнел. Лицо его озлобилось.

Он подошёл к Арбузову, сказал:

– Що в тэбэ за звычка дурна? Взяты людям та вэсь настрий изгадиты?

Арбузов радостно заметил:

– А я такой вот!

Глава 25

Капитан Немоляев в очередной раз заступил дежурным по части. Обычно в месяц у него выходило около пяти нарядов.

В силу своего мировоззрения и обострённого чувства социальной ответственности он воспринимал жизнь как постоянную борьбу. После участия в Афганской войне и полученного на ней лёгкого ранения и в особенности после развала Советского Союза он, капитан Немоляев, коммунист по убеждениям, считал себя лично повинным в крушении Советского государства. Он чувствовал за собой моральную вину в том, что он не остался верен Военной Присяге. Он присягал на верность Союзу Советских Социалистических Республик, а это государство погибло у него на глазах. При полном малодушном молчании Армии.

Он помнил, как в Августе 1991 года войсковая часть в составе Южной Группы Войск СССР, дислоцированная в Чехословакии, в которой он тогда служил, по приказу командира части, на несколько дней была переведена в режим боевой готовности. А потом, когда всё закончилось, когда государство, которому он, и сотни тысяч других присягали служить верой и правдой, кануло в лету и его войсковую часть вывели из Чехословакии и перекинули в Говерловск, командир дивизии под угрозой увольнения из Армии потребовал от всего личного состава присягнуть на верность «Незалежной» Украине.

Сейчас Немоляев воспринимал вчерашнее, как предательство. От этого его душа не находила себе покоя.

Внешний мир казался Немоляеву скрытой формой войны. Он видел, как кругом динамично изменялась жизнь, как шельмовалась Армия, как наступило всевластие «светских пиджаков и модных галстуков». Как одна за другой сдавались врагу позиции, завоёванные великим советским народом.

Сейчас Немоляев читал статьи в оппозиционной прессе о том, как разрушали СССР, какие методы использовались внешним врагом, как вербовалась «пятая колона» внутри высшего партийного руководства Советского Государства. Читал и поражался. Сердце его наливалось гневом, и запутавшийся в противоречиях разум не давал покоя.

Около семи вечера прапорщику Коновальцю, заступившему помощником дежурного по части, стало плохо. У него прихватил живот.

Немоляев отпустил его. Сегодня было воскресение. Немоляев знал, что у всех офицеров и прапорщиков части, которые сейчас находились дома, были свои дела, свои проблемы. Ему не хотелось выдергивать кого-либо из дома. Он решил, что главное ему продержаться ночь, а завтра утром наступит понедельник, в части будет весь личный состав и майор Рунич, заместитель командира части по боевой и служебной подготовке, выделит кого-либо из прапорщиков ему в помощники.

Немоляев позвал дневального батальона связи.

– Товарищ капитан, рядовой Еременко по вашему приказанию прибыл, – доложил солдат.

– Ерёменко, поднимись в БАТО, позови мне сержанта Ржавин из РМО.

Два месяца назад Немоляв подъехал на аэродром, где возле железной дороги солдатами его роты, личным составом БАТО и РМО осуществлялась разгрузка вагона. Разгружали ящики с ракетами средней дальности Р-27, состоявшими на вооружении фронтовых истребителей «Мигов-29». О том, что именно было в разгружаемых из вагона ящиках, солдатам было знать не положено. Их задача была проста: разгрузить вагон и занести длинные тяжёлые ящики из сосновых досок, окрашенных в защитный цвет, на склад.

Но прапорщик, отвечавший за разгрузку вагона, сказал старослужащим «по секрету», что именно находилось в ящиках, и информация быстро распространилась среди солдатского состава, принимавшего непосредственное участие в разгрузке. Известие о том, что в ящиках находятся боевые ракеты, взбодрило солдат. Хоть ящики были необычайно тяжелы, но носить их было приятно. Солдат восхищала та смертоносная сила, которая была сосредоточена в этих деревянных ящиках.

Немоляев, подходивший с другой стороны вагона, услышал обрывок разговора стройного сержанта, которого он неоднократно видел на территории РМО. Сержант, собрав вокруг себя старослужащих, рассказывал им о разгружаемых ракетах.

Немоляев остановился за вагоном.