Хорошо, я помню, куда положила, сама сворачивала. Маленький деревянный сундук с моим рукоделием да личными вещами. Вот он – пояс. Времени было не то чтобы много, можно и получше сделать, но жемчуга да дорогие нити сделали своё дело – даже простой узор смотрится богато, по-княжески.
– Это тебе.
– Завяжешь?
Ха! Думаешь, побоюсь!
Я распахиваю его тяжёлый полушубок, тёмно-красная шерстяная рубаха подпоясана теми самыми кожаными ремешками. Завязано некрепко, но пальцы такими неуклюжими вдруг становятся, будто на морозе заледенели, совсем не гнуться. Его грудь слишком близко, и столько тепла, и его особый запах, который вызывает в памяти те времена, когда я была совершенно счастлива, хотя и закрывала на это глаза. Его приход в Вишнянки, и его улыбки, и его загадочные взгляды, и даже когда нас с Малинкой своровали – всё счастье.
До того несчастного мальчишки-утопленника в реке.
– Ну что же ты? – Сглатывая, спрашивает Гордей.
– Сейчас.
В другое время, когда нет за тобой долга, верно, я бы не стала надевать на него пояс, скорее, сняла бы и рубаху, и всё остальное, да только за стенами, в снежной тьме, нас ждут.
Пока оборачиваешь вокруг его талии пояс, всё равно, что обнимаешь. И хочется так замереть, прижаться к нему, заурчать, словно рысь. И чтобы он в ответ обнял.
Он, конечно, обнял, но поцеловал еле-еле, в лоб.
И я сама отпрянула.
– Пора.
Мы застегнулись, он поднял воротник, утопая в шерсти, я навязала на голову платок. И мы вышли из дома.
На улице не было ветра, снег лежал рассыпчатый и блестящий, словно сахар, серебрился под светом из окон.
А во дворе стоял Мохорейн. Одна рука его лежала на толстом посохе, вторую он поднял, преграждая нам путь.
– Нет! Не пущу.
Я вначале остановилась, а Гордей словно не слышал, только за руку меня схватил да дальше пошёл.
– Все сюда! – Вдруг взревел волхв. Из домов как горох посыпали воины, в наспех накинутой одежде, всклокоченные, удивлённые.
– Не пущу! – Проревел Мохорейн, когда убедился, что подкрепление прибыло. – Нельзя вам туда идти.
Тут уж пришлось остановиться. Вот чего я не ждала, даже не думала – что нам кто-то преградит путь. Зачем?
Ни я, ни Гордей ничего не спросили, спросили из толпы. Множество взволнованных голосов, вначале тихо, а после всё громче и громче.
– Куда Князь идёт? Ночь на дворе. Да в княжеских праздничных одеждах. Что происходит?
Мохорейн радостно взревел во всю глотку:
– А то! Ваш Князь услышал шёпот лесных духов! Он хочет пойти за ним в лес, и невесту за собой увести. – Все замолкли, волвх продолжал:
– Наш Князь забыл, что духи другие, шутки у них другие, и говорят с ними иначе! Человеческая жизнь для них словно песчинка – ничего не значит. Если мы отпустим Князя, то больше никогда его не увидим!
Он повернулся к Гордею, потряс посохом.
– Слушай, что говорю. Я знаю эту братию – что бы они ни наплели тебе, чтобы ни пообещали – это всё враньё. Им нужна только ваша кровь, ваше тепло, ваши жизни, слова для них не имеют веса. Слушай меня, сынок! – Он стукнул посохом. – Остановись.
Гордей медленно повернулся ко мне, в его глазах мерцало, почти затухая, что-то волшебное.
Ну что же ты, хочешь отказаться?
Гордей в ответ крепче сжал мою руку.
Мы стояли там и улыбались друг другу, будто вокруг никого больше не было.
– Если вы не остановитесь, вы не вернётесь! – Вновь закричал Мохорейн и затрясся. – Видел, видел я другого князя… не будет твой род править, слышишь, что духи поведали? Показали будущее, десять лет прошло – и на троне не ты. Надсмеиваются они над тобой! Разум путают! Уйдёшь сейчас, Князь, – не выйдешь обратно.
На дворе стало тихо, только снег всё так же скрипел под чьими-то ногами.
Гордей закрыл глаза, открыл – словно другой человек появился. Словно духи подменили.
– Не стой на дороге, Мохорейн. – Прохрипел он.
– Остановите его! Силой скручивайте! Утром очнётся, спасибо скажет!
Волхв посмотрел на воинов, но те не спешили бросаться нам наперерез, пытливо смотрели и ждали.
Тут и у меня голос прорезался.
– Да что же вы! Что вы все знаете? Как можете на пути стоять? Верьте своему Князю! А даже если… будет другой князь, земли Звериные богаты сильными воинами. Значит, так суждено. Волхв не знает всего, всего никто не знает! Отпустите нас!
Никогда не думала, что рискну кричать в лица воинов что-то и чего-то требовать.
– Пошли.
Гордей сделал шаг, второй. Уверенно посмотрел вперёд, спокойный и умиротворённый, словно вступал в отчий дом, где давно не был.
Нас никто не остановил. Мы вышли за забор, облепленный снегом и направились в лес. Мохорейн и волки остались за спиной, смотрели, гудели как растревоженный улей, но уже не могли помешать.
Вокруг высились сугробы, да только ноги не проваливались – идти было легко, мягко. За спиной оставались тёплые дома, живые люди, всё то, чего не хватало промороженному лесу.
А мы шли.
Все знают, духи загадками говорят. И не потому, что больше всего любят баловать – просто они другие, отличные от нас. Просто они не умеет изъясняться человеческими мыслями, человеческим опытом. Вот и получаются недопонимания.
– Ты не боишься?
– А?..