Мы далеко отошли, очень далеко. А всё потому, что дорога сама под ноги ложилась. Вроде сугробы – сугробами, груды валежника путь перегораживают, ели широкими лапами закрывают, а идти легко. Дорога, как говорят, сама под ноги стелется.
– Ты не боишься, Жгучка? Вдруг Мохорейн правду сказал? Он хороший волхв.
– А ты?
Гордей остановился, прямо там встал напротив, взял меня за плечи.
– Я с тобой ничего не боюсь. Я боюсь, что если мы не пойдём… ничего не будет. Просто погаснем, как свеча догорает. Я чую это… как во мне что-то догорает. И никто помочь ни в силах.
– И я не могу?
– Если бы кто-то… то только ты.
Вокруг было пусто и тихо. Где-то в снегу спали перепела и зайцы, в дуплах сворачивались тёплыми кольцами белки, в норах – волки. Где-то ещё дальше жили люди, а мы были совсем одни.
Он снял рукавицы, взял моё лицо в ладони.
– Я хотел сказать… мало ли, что случится, пусть потом жалко не будет, что не сказал. Я люблю тебя, Жгучка, больше жизни люблю. И знаешь… когда я узнал, что у меня душа появилась, думал, буду любить, потому что так принято. А увидел тебя… Это словно во мне было, словно мой собственный выбор, понимаешь?
– Да.
– Словно мне просто подсказали, чтобы я ошибок не успел наделать. И я всё боялся… больше всего боялся, что ты решишь – это всё напускное, ненастоящее. Я тебя увидел – и уже твоим был. Я навсегда твой, чтобы ни случилось, до последнего вздоха твой.
– Зачем ты говоришь это сейчас? Думаешь, Мохорейн правду сказал?
– А хоть бы и правду! – Он бездумно улыбнулся, глубоко вздохнул. – Ты боишься?
Боюсь ли я умереть? Никогда не думала… вернее, не верила в такое по-настоящему, всё казалось именно меня это никак не коснётся. А здесь, в сказочном хрустальном лесу, где от мороза щиплет щёки, ничего не боюсь.
– С тобой нет.
– Вот и ладно.
Он наклонился и поцеловал меня. Давно наши поцелуи не были такими – лёгкими, свободными, будто ничего больше не сковывало, не мешало.
– Пойдём. – Шепнул Гордей и мы, взявшись за руки, отправились дальше.
Я смотрела вокруг и любовалась. Никогда человек не сможет выстроить такой красоты! Укрытые снегом лапы елей и ветви, словно в хрустале, от толстых до самых крошечных, сверкающие в белой пудре алые ягоды, переливающийся снежный наст… и свежесть.
Мы шли, под ногами хрустел снежок, и было так тихо. Гордей вёл меня, словно сотни раз тут бывал. Или правда бывал?
– Мы идём туда… в то место, о котором ты говорил?
– Да.
– И что ты хочешь там найти?
Почему-то я говорила шёпотом, хотя вокруг никого не было.
– Хочу тебе показать – это не просто место. И раньше я приходил и чувствовал – оттуда можно обратиться к богу, и он услышит. И я поклялся… если выживу, если сохраню рассудок, приду сюда с тобой, со своей душой и назову тебя женой перед ним. Чтобы вернее верного мир знал, что ты моя!
– Тогда пошли! – Засмеялась я.
Было так легко. Словно ничего больше не держало и прошлого не осталось. Только мы есть, здесь и сейчас. Остальное лишь страшный сон. Никто ни умирал, не мучился, не горел и не пропадал. Просто есть мы – и есть этот сказочный лес, в котором нас ждут предки.
И вот мы шли, шли, и ступили из-за деревьев в низину.
***
Мохорейн опустил посох, ссутулился. Волки окружили его, несмело позвали:
– Волхв.
Он не ответил, вытер рукавом запотевшее от страха лицо. Удивился, что его трясёт.
– Ведите его!
Волки подхватили его под руки, завели в дом, усадили на лавку, стянули шубу.
– Налейте ему!
Спиртного не было, кто-то сбегал к старикам за самогоном, который те хранили для настоев от ломоты в суставах.
– Что ты, Мохорейн?
Налили ему стакан, тот махом выпил.
– Что ты видел, а? Скажи нам.
– Ничего. – Тот устало закрыл глаза. – Другой князь у вас будет, вот и всё.
– Так, конечно, рано или поздно будет!
– Рано. И десяти лет не пройдёт.
– То есть как? Скоро будет… другой-то?
– Не знаю я! – Мохорейн покраснел, выпрямился, пришёл в себя. – Видел я будущее, заглянул за десять лет спустя. На троне другой князь! А когда придёт – завтра или через десять лет – этого не знаю!
– А этот куда денется?
– Теперь уже неважно.
Все замолкли, растеряно переглянулись. Волхв усмехнулся.
– Неважно теперь, что будет, то будет. Не корите себя, всё равно бы мы их не удержали. Надеюсь только, долго мучиться им больше не придётся. Даже смерть милосерднее.
***
Казалось, недалеко мы шли и недолго. Словно по богатым палатам дивьего дворца брели, только настоящим, самой природой созданным. И красоты такой много не бывает!
Оглянуться не успели, как открылась нашему взгляду поляна – круглая и утопленная в земле, словно миска, а вокруг деревья ровной стеной стоят, махровой изморозью крытые. Луна точно посередине светит, будто жемчужина на снегу лежит. Небо прозрачное. И словно сердце всего мира в этом месте. Кристально чистый воздух, хрупкая тишина.
Гордею даже говорить не пришлось, что мы дошли, это и так ясно. Остановились у края полянки, ждём.
Чего ждём, не знаю, но говорить смелости нет, словно человеческий голос грубо разобьёт тишину, и назад не склеишь.
Гордей оглянулся на меня, сжал мою руку и с улыбкой ступил вперёд. Под ногами протяжно хрустнул снег.