– Ты рысь. Ты оборотень, не я! Вот почему они с нами возились. Гордей и правда в тебя влюбился, души не чаял. Ты бы видела, как он тебя нашёл! У самого в боку дыра, кровь так и хлещет, а он – уйдите, сидит над тобой… еле оттащили. А я… Я думала, вдруг правда про оборотня, тогда Всеволод, может, станет смотреть на меня иначе? Но нет. И теперь… я видела, как они убивают друг друга, как они там умирали. Спать не могу, перед глазами стоит… Всеволод остался жив, но он ушёл. От меня… от нас. Ушёл на войну и сказал, что не вернётся, сестра… Я не знаю, что мне делать.
Я только молча сжимала её, крепко-крепко. Что ещё я могла сделать? Саму ведь трясёт. У Малинки своя боль, которая словно щелочь выжгла след в душе, у меня своя. Я – оборотень. То самое существо, которое сидело в Вишнянках в клетке на площади и скалило покрытые пеной бешенства зубы. Я пара, назначенная Гордею, будущему князю Звериной земли. Земли, о которой я ровным счётом ничего не знаю. И мой зверь готовится умереть. Если раньше он вился вокруг меня, и теперь понятно, отчего, то теперь, когда я поверила… уже поздно. Уже прошли времена, когда можно было сказать ему «да».
– Они все ушли, Жгучка, – рыдала Малинка. – Они бы ушли, даже если бы ты не пришла в себя. Гордей успел попрощаться, больно хотел сам тебе обо всём рассказать. Пока он был тут, в твоей комнате, остальные на лошадях уже ждали во дворе. У Ярого плечо чуть не пополам, нога еле сгибается, белый весь, но сидит на коне и ждёт. Всеволод… смотрел, будто я чужая и отвернулся. Гордей вышел от тебя и сразу в седло... Они уже далеко, Жгучка, слышишь? Они уехали.
Каждое слово будто молотком в голове.
– Где мы?
– Мы в деревне… Местные прознали про разбойников, что на земле бесчинствуют, собирались найти и прогнать, тут увидали издалека переселенцев… и пришли на помощь. Если бы не они, потери были бы большие. Тут… ещё та стая, которая вчера хотела откупиться. Говорят, если бы не ты, Вожака бы убили, слишком много было противников. Говорят, ты его душа. Как в той сказке… Это правда?
Малинка подняла заплаканные глаза. Что? Что мне сказать? Как пояснить, если я сама толком не понимаю.
– Да.
Её лицо исказилось.
– Почему ты раньше не поняла? Как ты могла не заметить?! Я же говорила тебе! Я говорила! Почему ты не слышала? Как ты могла?!
Малинку трясло, как припадочную. С ней случилась натуральная истерика. Она обвиняла меня, что я струсила, что я закрывала глаза и не слушала своего сердца. Что я бросила Гордея и теперь они все умрут. И Всеволод умрёт, и никогда она не скажет ему, что любит.
А я только и могла, что обнимать её, потому что душа билась в таком же отчаянии. Что-то невообразимо огромное поселилось внутри и оно было связано с Гордеем. С волком, который готовился жизнь положить в войне за свой народ. С правителем, который был готов отказаться от личного счастья, потому что не время.
Туман. Вот что я помню про те часы, что мы провели в одиночестве, обнимаясь и плача. Туман в голове, туман в глазах, туман в мыслях.
Потом пришло опустошение. Кажется, мы ели и спали. Наверное, мы приходили в себя, а потом наше с ней ненастоящее горе заслонило другое – горе в глазах тех, кто потерял в той битве своих родных: мужей, братьев и сыновей.
Они ничего мне не говорили, ни слова, и злобы в их взгляде не было, но почему-то я решила, что они меня обвиняют. Что думают, будто я виновата. Если бы я не бросилась так глупо пытаться помочь, мужчины не последовали бы за Вожаком и остались бы живы.
Это были слабые, трусливые мысли.
Но они не уходили.
Однако, страдать было некогда. Жизнь звериной деревни менялась на глазах и за этими изменениями было больно следить.
Не прошло и дня, как деревня поднялась и все, кто мог держать оружие, приготовились и только ждали вестей, чтобы выступить навстречу врагам. Многие мужчины уехали вдогонку Гордею. Женщины и дети собрались и отправились прочь от границы, под защиту городов и их крепких стен, в деревне остались разве что старики, которые напрочь отказались покидать дома.
– Даже слабая старушка, если перекинется, унесёт с собой врага. – Сказала бабушка, в доме которой мы с Малинкой жили. – Дай только в горло вцепиться! А вот вам хорошо бы уехать, молодые слишком. Родные есть?
– Нет.
– Ах, что я, глупая, говорю. – Она махнула рукой. – Есть у вас родные. Тебе, Жгучка, в Гнеш нужно, к матери Вожака, самое тебе место.
Но я думала иначе. У бабушки в сарае отходил от ран взрослый, седой волк по имени Ясень, которому было велено как можно быстрей доставить нас с сестрой в безопасное место. В Гнеш. Данное слово взял с него Гордей и он же дал бумагу, податель которой мог получить любую необходимую ему помощь на Тамракских землях.
Гордей тоже считал, что следует прятаться в Гнеше, в безопасности. Что мне нет места возле него.