Волчий берег (СИ)

Я залезла, между бортом телеги и клеткой места было мало, но не мне перебирать – втиснулась, конечно. Волчица тут же рядом оказалась, ужом вилась, но пока никто не заметил. Отряд вперёд отправился, телега следом.

– Не лезь, заметят – обеим худо будет! – Сказала я как только все отъехали дальше. – Отойди пока!

Но волчица то и дело пыталась прижаться к тому углу клетки, где я сидела, пасть высунуть и меня лизнуть. А мне и деваться некуда! Уж я смотрела на неё грозно, а толку нет!

Но и злиться на неё не получалось. Я поди тоже полезла бы к своим, сиди я целыми днями в клетке и думай, как скоро жизнь твоя завершится и как страшно.

Трясли нас по дороге долго, все бока отбила о телегу. Волчице ещё хуже – мотало её по клетке, зацепиться-то не за что. Отстала она давно, лежала в середине на полу и только дышала тяжело.

Боярин лично подъезжал время от времени, проверял, всё ли с нами хорошо.

– Не покусала тебя? – Важно спрашивал.

– Нет. Куда ей кусать, она полудохлая. Скоро совсем околеет.

Ответ ему чем-то не по нраву пришёлся, волчице после этого еды целую миску принесли, да с мясными обрезками. Вон как напугался!

Однако вскоре боярин о нас забыл. С его-то весом на коне болтаться, кто угодно настроение испортит.

Так и пошла дорога. День мы тряслись с волчицей в телеге, на ночь останавливались на чьём-то дворе, где народ тут же сбегался на волчицу глазеть. Хорошо хоть их близко не пускали, помню я, чем это заканчивается. Кормили её редко, я делилась тихонько, чем было, хотя и самой не всегда хватало. Хотя я вроде и не пленницей была, но и не равной, сторожили меня несколько человек сразу. Чуть что случись – спеленают и повезут как тюк, так что я молчала, делала, что боярин велел, и думала только, как бы волчицу вызволить.

А может и не надо вызволять? Дойдёт ли она до своего дома? Доберётся ли? Звериные земли всё дальше, людская столица всё ближе, кругом жилые места. Вдруг человеческого в ней почти не осталось, так и будет бегать диким зверем? Вдруг сожрёт кого и это на моей совести останется?

Изредка, когда телега вдруг останавливалась – боярин с приближёнными решали какие-то свои дела, я смотрела в звериные глаза.

И решила – даже пусть она останется обычной волчицей, пусть лучше живёт вольной жизнью. На свободе.

***

Лесные на севере объединились. Большое войско шло волной, медленно, но без остановок. Воде не преградить путь – она обтекает препятствия, просачивается сквозь дыры и течёт дальше.

Тогда Гордей понял, что всё, простые времена закончились. Если раньше ему удавалось держаться на грани, беречь жизни, обходиться малыми жертвами, то теперь… а что теперь?

«Теперь» наступило со смертью двух отрядов, пойманных в тиски и растерзанных объединённым войском лесных. С гибелью Зверей, чьи тела остались гнить в лесах северной границы. А всё, что могли остальные – видеть Ведунским оком да молча зубы в пыль стирать. Чтобы добраться и похоронить, нужно лесное войско насквозь пройти, значит, разбить. Вот и остались братья не захороненными…

С тех пор Гордей перестал спать. Как ни закроет глаза, перед ними всё эти мёртвые, и обереги на их шеях, которые так и не сняли, чтобы передать родным.

Верно, не годился он для княжества, слишком слаб духом. Смотреть в глаза своим воинам, смотреть в последний раз и отправлять их на верную гибель – этого он не мог. Кто-то должен, верно, но заставить себя, взять на себя это решение, кому жить, кому умирать… Нет, невозможно.

Уйти самому? Отказаться от княжества, лечь там, на поле боя, позволить душе своей улететь высоко, к предкам… а примут ли предки такого труса?

Ему не мешали, то ли понимали, какие демоны грызут Князя, то ли боялись. Ярый, который в последнее время даже ругался без удовольствия, уходил, оставляя Гордея в одиночестве, следить за крошечным язычком свечи. Уходил, потому что не мог помочь. Не мог посоветовать – какой тут может быть совет? Не мог разделить бремя, лежавшее на плечах друга.

Когда пришла птица от Всеволода, Ярый забежал в дом, шаги грохотали по пустому коридору. Их отряд стоял в Осинах, чего теперь скрываться? Лесные идут напролом и прятаться по норам больше нет смысла.

– Гордей!

Рука у Ярого дрожала, на лице было всё написано.

– Говори!

Тот сглотнул.

– Они забрали её, Гордей. Люди забрали твою душу.

– Повтори!

Он закрыл глаза, за которыми встала густая алая пелена. Как легко… как легко теперь всех убить, всем отомстить, ведь так можно и не думать о чужих жизнях, напитаться обидой, закрыть глаза и отправлять на смерть указом, не выходя во двор прощаться. Хоть всех положить. Отравиться местью, пожертвовать каждым, до последнего. За неё.

– Всё не так плохо. Сядь.

Гордей и не помнил, как вскочил. Но сел на лавку, расправив плечи, как и подобало встречать дурные вести Князю.