Волчий интерес

— Не несите ерунды… — не выдерживаю я чудовищности и абсурдности обвинений, выпрямляюсь, некстати вспоминая, что я, вообще-то, не девка трактирная, а принцесса! И никакой Волк, даже если это Волк императора, не имеет права…

Больше я ничего не успеваю сказать, потому что Волк с тихим, жутким рыком прижимается к моим распахнутым губам жестким, подчиняющим поцелуем…

Последняя моя мысль перед падением в бездну бьется в голове умирающей бабочкой: “Нас увидят… Нам конец…”

Бессмысленно упираюсь ладонями в каменные плечи Волка, по телу проходят судороги страха и… предвкушения?

Это ужасное открытие, хорошо, что я его сделала не в это мгновение, а давно уже, чуть ли не в первую нашу ночь.

Он тогда был груб, по-животному, грязно и дико. И мне, воспитанной правильно, в чопорной строгости двора Нордарии, даже сама мысль о подобных отношениях, о том, что меня будут так касаться, должна казаться тошнотворной… Должна казаться… Но не казалась.

И сейчас, он делает со мной невероятно грубые, грязые вещи, целует так по-животному, а я , вместо отвращения, испытываю странную дрожь и возбуждение. Меня это губит, погружает на самое дно, откуда уже не выбраться.

Перестав даже пытаться показывать сопротивление, я покорно позволяю целовать себя, проникать языком в рот, сжимать несдержанно и жадно.

На самых задворках помутившегося сознания бьется надежда, что он сейчас насладится наказанием и отпустит меня, позволит дойти до покоев… Ведь день, утро даже… До этого он так не рисковал, всегда ночью приходил… Надо быть покорной, надо дать ему то, что он хочет, успокоить…

Но через пару мгновений приходит понимание, что выбранная тактика в корне неверна.

Волк не успокаивается от моей покорности, а только больше заводится!

Рычит мне в губы низко, с горловым страшным рокотом. Так в дикой природе самец призывает самку к покорности, это отдается на таком глубинном уровне, что сначала подчиняешься, потом только с ужасом понимая, что именно сделала…

В следующее мгновение взлетаю и ощущаю под собой жесткий подоконник. Теперь мы с Волком на одном уровне, и его рукам гораздо больше простора для маневра.

В момент просветления растерянно упираюсь опять в его плечи, что-то даже шепчу, испуганно протестуя против происходящего, но Волк, как обычно, не слышит, он сдергивает с шеи косынку, довольно скалится на оставленные с ночи следы на коже и тут же обновляет их, заставляя меня задохнуться протестом и застонать жалобно. Потому что больно, все еще больно. И так ярко. Так остро!

Выгибаюсь, ударяясь затылком о витраж, закрываю глаза, не в силах смотреть в лицо своему мучителю, но тьма под веками не помогает, не позволяет спрятаться, только делает ощущения острее.

Его руки под юбкой, укусы по шее и груди, низкий рык:

— Он тебе понравился? Да? Да?

На каждое “да” — жесткий след по коже от его губ, рывок все ближе к краю подоконника, мое колено, высоко задранное, перекинутое через его руку, его пальцы внизу… Треск нижнего белья… Я уже ничего не понимаю, стыд и горячее, влажное возбуждение заполняют каждую частичку моего тела, превращая его одновременно в камень и мягкое суфле… Он не останавливается! Он… Он намеревается… Нет, нет, нет… Это же… Это же ужас… Это стыдно и жутко…

Жесткий , испытующий взгляд темных звериных глаз, грубая рука, зажимающая губы, еще один рывок… И меня выгибает от боли и остроты проникновения! Кричу в его ладонь, кусаю ее, ощущая металлический привкус во рту.

Волк чуть подается назад, а через мгновение опять вперед, и еще раз, и еще, закрывая по-прежнему мне рот, потому что на каждый грубый рывок я вскрикиваю, не в силах сдержаться.

— Тихо, принцесса, — хрипит он, не прекращая двигаться, — тихо… Ты же не хочешь, чтоб нас остановили?

У меня все больше мутнеет в голове, теперь уже и от вернувшегося ужаса, что нас застанут…

Моргаю, давая понять, что все осознаю, и влажная от крови рука спускается к горлу, зажимает, контролируя каждый вздох. Ему нравится так делать, нравится держать, понимать, что от него зависит каждый миг моей жизни. Он — проклятый зверь, у него только животное на первом плане… И у меня сейчас тоже. Он заразил меня этим, испортил…

И теперь я, вместе с уместным и правильным стыдом и ужасом от происходящего, получаю неуместное и неправильное удовольствие… Его не должна испытывать честная девушка, принцесса… Но ему плевать на то, что я должна или не должна. Ему хочется, и все остальное не имеет значения… Проклятый Волк…

Взгляд его бешеный, бездонный, руки сильные, грубые, животные движения во мне, искривленные в надменной усмешке губы… Это все должно отвращать, а не привлекать!

Почему привлекает?

Почему горю так, что все внутри плавится, течет? И он это чувствует, понимает, что опять победил, опять выиграл сражение. Именно поэтому насмешливое снисхождение на губах, именно поэтому жуть и морок в глазах…