Волчий мох

Демьян остановился и оглянулся: к сгрудившейся толпе подошёл самый зажиточный и почитаемый среди всей округи крестьянин – мельник Домаш. Демьяна охватили противоречивые чувства: с одной стороны, он в душе непритворно обрадовался, потому как был убеждён в своей правоте и надеялся, что c Домашем Евсеичем они быстро выведут этого наглого сорванца на чистую воду. С другой же стороны, он знал о добром отношении мельника к этому голодранцу. Демьяна коробило, кода, бывало, Домаш нахваливал «злодея», будто в мельничных механизмах тот шибко разбирается! «Вот и гадай теперь: на сторону правды станет или начнёт Асташонка выгораживать!» – занервничал Демьян.

– Да вот, Евсеич, подивитесь на этакую беду, – Демьян первым бросился услужливо объяснять мельнику дикую суть произошедшего. Затем он проворно подбежал к саням и сам приподнял дерюжку с мертвеца.

– С ярмарки Буслаи вертались, да, видать, на свою беду, и подобрали этого злодея, – Демьян кивнул головой в сторону Ефимки Асташова, – вот и поплатились за свою доброту!

Подойдя вплотную к мельнику, Демьян ещё некоторое время полушепотом высказывал свои догадки ему на ухо. Тяжело дыша, тот в напряжении слушал, и лицо его мрачнело. Наконец Демьян громко, чтобы слышали все, произнёс:

– Я думаю, в первый черёд надобно известить пана Ружевича и немедля вестового отправить к уряднику. А як же ж без этого? Ещё, чего доброго, возьмёт да сбежит этот Асташонок – ищи тогда ветра в поле. Ну… и надобно бы спешно сход созвать.

Ожидая одобрения своей сметливости, Демьян заискивающе спросил у мельника.

– Я правильно мыслю, Домаш Евсеич?

Домаш, видимо, был в немалой растерянности. Не ожидал он такого! К большому огорчению Демьяна, мельник не удостоил его ответом. Он молча подошёл ближе к саням, угрюмо посмотрел на бездыханное тело, перевёл взгляд на Лукерью и лишь потом пожаловал Ефимку таким тяжёлым взглядом, от которого того непроизвольно передёрнуло. Это тебе не Демьян! В глазах Домаша Евсеича Ефимка ну никак не хотел выглядеть негодяем.

Домаша все считали мужиком справедливым, и в общении с ним крестьяне держались просто и почти на равных. И мельнику надо отдать должное, потому как сам он не особо разделял крестьян на бедных и зажиточных. Для него все селяне были почти равны. Эта черта в характере мельника беднякам нравилась, но в то же время они очень опасались попасть к нему в немилость: в голодное время только он мог дать хлеба в долг. Правда, мельник всегда имел с этого выгоду: долг возвращали на десятину больше, но чаще отрабатывали. С паном договориться на таких условиях было гораздо труднее.

Вот и не хотел Ефимка попасть к Домашу Евсеичу в немилость, потому как часто работал, а вернее, батрачил у него на мельнице. Домаш прекрасно видел бедственность семьи Асташовых и, как уже отмечалось, относился к Ефимке почти по-отечески, всегда давая ему за работу чуть больше условленного. Хотя и этому была причина: при ремонте мельничных механизмов Домаш только смышлёному Ефимке доверял больше, чем кому-либо из своих работников. Самому же хлопцу нравилось работать на мельнице, и теперь даже страшно было подумать, если его уже не пустят туда.

От того, поверит Домаш Демьяну или нет, во многом зависела участь Ефимки. Но Домаш всё молчал. Он находился в тяжёлом раздумье: со странностями в Волчьем мху у него были свои счёты! Довелось-таки мельнику столкнуться там с чем-то необъяснимым, и после пошла у него семейная жизнь наперекосяк…

Всё ещё испытывающим взглядом давя хлопца, мельник мрачно произнёс:

– Демьян верно сказал…

Эти слова словно обухом ударили Ефимку; у него даже мелькнула мысль немедленно бежать.

Но мельник продолжал дальше:

– …к Ружевичу надобно. А пока полиция сюда доберётся, мы тоже всем миром поразмыслим, что да как. На санях ничего не трогать! Пусть урядник с приставом разбираются. – Обведя всех угрюмым взглядом, он вдруг спросил: – Есть охотники отправиться в волостную управу? Без принуждения чтоб…

Толпа невольно попятилась. Все, конечно, понимали, что без урядника, а то и самого пристава тут никак не обойтись, но теперь вряд ли кто согласится ехать через проклятое урочище.

– Мешок жита смелому перепадёт, – сказал Домаш. – Слово даю.

Насчёт твёрдости своего слова мельник мог бы и не говорить. Селяне ему верили и знали: коль пообещает, сдержит данное обещание.

– Тут, Евсеич, прикинуть бы надобно, – загадочно ответил Панас. – В одиночку щас ни в жисть охотников не сыскать. Нашто тое жито, кали можа статься, головы уже не буде. А на троих, а то и на пятерню мешок и делить нечего. Вот ежели б не в одиночку… и каждому по мешочку… тады…

Домаш пожал плечами и тихо произнёс:

– Не мне одному это надобно… Нет так нет. Пошли до пана, а там видно будет. Пущай он кого-нибудь из своих людишек пошлёт.

– Ага. Вот хотя бы Михея, – взбодрились мужики. – Он-то как раз подойдёт для этого – тот ещё колдун!