Волчий уголок

Славик никогда раньше не чистил рыбу, Не видел он, чтобы и отец когда-нибудь помогал маме разделывать карпа. Отец положил у самой воды расколотый длинный чурбан и на нем они принялись сдирать податливую чешую с плотвичьих боков. Внутренности бросали в озеро.

– Нормально. Рыбы съедят, – отец понял укоризненный взгляд сына. – Здесь и раки должны быть. Вот им уж прямо манна небесная валится.

– Так надо попробовать ловить их.

– Обязательно, – отец был полон оптимизма. – Все попробуем, все исследуем, о каждое дерево шишки набьем, о каждый камень споткнемся. Все впереди.

* * *

Казалось, не ел Славик раньше ничего вкуснее. Всего лишь прозрачная солоноватая и вместе с тем сладковатая водичка, разваренные куски рыбы да головы с побелевшими глазами, а оторваться невозможно. Куснешь намокший сухарь, сдерешь зубами с рыбьих ребрышек нежнейшее мяско и запиваешь горячим бульоном.

– Хороша уха, – все нахваливал отец. – И специй не надо. Я, правда, сыпанул щепотку черного перца, завалялся он у меня в кармане, – подмигнул он заговорщицки Славику. – Чисто рыбный бульон. И плотва вкусная, жаль, костей многовато. Осторожней ешьте, – посоветовал он. Подавишься – не смертельно, но неприятно, когда день и ночь колется во рту и глотнуть невозможно.

– Говоришь под руку, – остановил его дядя Петя, глядя на Славика.

Славик кашлянул разок, погрыз сухарь, снова начал «керхать».

– Поешь еще хлеба, – нахмурившись, приказал отец.

Ничего не помогло. Невозможно было сглотнуть слюну: колющая боль сразу пронизывала горло. Не меньше получаса Славик отхаркивался до слез в глазах, ел хлеб, пил воду – ничто не помогало. Кость костью сидела в горле.

Хмурый отец не вытерпел.

– Иди сюда…

Славик поморщился, готовый то ли расплакаться, то ли накричать на отца. Отец подошел сам.

– Раскрой рот пошире. Вверх гляди, к свету.

Он долго всматривался.

– А! Вот же она, – вдруг вскрикнул он так, будто на охоте выследил лису. – Так, так, стой, стой, – забормотал он и быстро побежал в сторону болота, где рос раскидистый низкий дубок, у которого сучья росли от самой земли.

Через минуту отец строгал тонкую дубовую палочку.

– Вот видишь, все надо человеку. Пинцета нет – проблема. Ничего, пинцет не бог весть какая хитрая вещь, сами сделаем.

Он снова приказал Славику раскрыть рот. Сунул две обструганные палочки, прицелился и решительно выдернул их обратно.

– Смотри, – показал он острую полупрозрачную иголочку рыбьей косточки. Прямо в маленький язычок воткнулась намертво.

Славик сглатывал слюну. Побаливало в горле, но уже не кололось.

– Следующий раз помни, что у плотвы и в мясе косточки есть, не только ребра и хребет.

– Ловко ты, – посмеиваясь, заметил дядя Петя. – Не хуже китайца с палочками обращаешься. Рисовое зернышко поймал бы в супе, если б оно там плавало.

– Все бы переловил, не сомневайся, – нарочито гордо отвечал отец. – Кстати, – очень некстати для Славика вспомнил он, – почему ты, дружок. Нарушаешь устав робинзонов? Не выполняешь элементарные гигиенические процедуры в любых условиях. Чего глаза вытаращил? Зубы не чистишь.

Славик шмыгнул носом.

– А чем?..

– Не ты ли больше всех радовался, что якобы истинные путешественники чистят зубы древесным углем. Нехорошо! – громким веским словом закончил он свою речь.

После обеда отец ушел в лес. Славик собрался на рыбалку с дядей Петей. Первым делом он полез по склону туда, где росли кусты орешника, за удилищем.

На темных прелых листьях лежала гроздь орехов – морщинистый светло-зеленый комок. Светлые орешки не отрывались от плюсок. Славик обрезал их ножом. Раскусил один и языком наткнулся на неприятную сочную кислоту. Другой оказался пустым – сразу сжался на зубах. Третий Славик грызть не стал: разглядел на нем черные рыхлые точки и выкинул.

Он задрал голову, стал вглядываться в вязь широких листьев. Не скоро, но он выглядел-таки парочку орехов. С трудом согнул крепкий ствол и не нашел примеченную гроздь. Пришлось отпустить орешину, после чего орехи закачались на прежнем месте. Славик, ругаясь про себя, снова согнул ствол. Сорвал эти и случайно в листве наткнулся на твердый шершавый ком другой большой грозди. На ней вместе выросло с десяток орехов, но все они были недоразвитые. Почерневшие. Зато долго таившиеся два орешка легко выскочили из плюсок и были желтыми, твердыми, без каких-либо пятен. Славик едва раскусил их. Мякоть, еще не совсем дозревшая, была сочной, сладковатой, сытной. С пригнутой, не вернувшейся в прежнее положение орешины, свалилась еще одна гроздь. Славик не удержался, поднял, разгрыз самый крупный орех – внутри оказалась сплошная черная масса. Он крякнул с досады, решил никогда больше не поднимать упавшие гроздья.

Про удилище он забыл. Стал ходить кругами, задрав голову. Орехи попадались нечасто и всегда высоко, на самых толстых орешинах. Согнуть некоторые из них он и не пытался. Одну попробовал, забравшись повыше, и повис на ней, склоненной. Подергался, поболтался сосиской – орешина не подалась ни на сантиметр. Пришлось спрыгнуть. Хорошо, невысоко залез.