– Мы сделаем все это без нарушения устава. Поймаем полосатенького дикого поросенка, построим загон из жердей, кормить будем заячьей капустой. Потом по методу подсечного земледелия вырубим делянку, засадим лопухами – они в Японии овощами считаются. И пошло, поехало…
– Как в «Таинственном острове», – обрадовался такому ходу мыслей Славик. – Там, помните, они из одного зернышка пшеницу вырастили, потом целый скотный двор завели, на прирученных зебрах ездили, голубей разводили.
– Конечно, – начал отец тоном, не предвещавшим ничего хорошего, – у них же остров был с чудесами. Чего они только там не нашли: и уголь, и металл, и соду. Топоры и мотыги ковали, порохом скалы взрывали. Они, единственно, рояля в кустах не нашли, а то бы еще и симфонический оркестр организовали. Ты запомни, у нас все реально. Мы живем в настоящем полупустом лесу, где бананы не растут и фазаны в котел не падают дюжинами…
– И поодиночке не падают, – успел скороговоркой вставить дядя Петя.
– Что касается скотного двора и пшеницы, то надо было к бабке ехать, а не в лес. Там широкий простор для колонистов земледельцев. Что касается супа на ужин – это в наших условиях ни с чем не сравнимое блюдо. Кто не хочет суп, может возвращаться к любимым отбивным.
– Это у тебя отбивные любимые, по мне лучше картошка, – сказал Славик и тем завершил разговор.
Отец первым подул на ложку и хлебнул варево… Глаза его забегали, он думал несколько секунд. Вторую ложку он смаковал еще дольше. Лицо его помрачнело, у глаз собрались морщинки. Он замахал на Славика, когда тот сунулся с кружкой к котелку.
– Из чего суп? – спросил дядя Петя.
– Из сныти, – отец пожал плечами, – грибы, листья сныти и немного корешков тмина бросил вместо сельдерея.
– О!.. – уважительно промолвил дядя Петя, но остановился, увидел, что отец еще больше помрачнел.
– Что-то не очень… суп, – неуверенно проговорил отец. – Горчит…
– Не должен он горчить, – сказал дядя Петя и зачерпнул из котелка.
Отец со Славиком зачарованно уставились на него.
И дядя Петя несколько секунд сидел неподвижно. И он потянулся зачерпнуть второй раз. Восторга наблюдавшие не заметили. Но не заметили и большого огорчения.
– Надеюсь, ты не нарвал вместо сныти веха – цикуты.
– Да ты что…
Славику показалось, что отец даже подпрыгнул на пеньке.
– Да я знаю сныть, еще с бабушкой сколько раз собирали. Листья светлые, довольно большие… Не мог я ошибиться. – Отец зачерпнул из котла.
Славик из солидарности тоже сунулся с ложкой, но отец остановил его рукой.
– И ты не пробуй больше, – грубо сказал он дяде Пете. Хватит, что пару ложек съел. На мне проверим, что за трава тут варилась…
– Да ладно тебе, не волнуйся, – видно было, что дядя Петя огорчился не меньше отца.
Отец отодвинул от него котелок.
– Немножко, может быть, горчит, – стал рассуждать будто сам с собою дядя Петя. – Не распробовал толком. Это скорее всего от кореньев. Их разве в суп бросают? Хотя, почему бы и нет.
– А может грибы? – тревожно спросил Славик.
– Грибы нормальные, – в один голос ответили взрослые.
– Давайте посмотрим остатки травы, – предложил дядя Петя.
– Я все в костер бросил.
Отец взял котелок и пошел в ельник.
– Зря я ляпнул про цикуту, – со вздохом сказал Славику дядя Петя. – Перепугал всех.
– Так будет проще, – отец усмехался, держал в руке перевернутый котелок.
– Завтра сходим посмотрим, где ты траву рвал, – сказал дядя Петя. – Я тоже как будто неплохо сныть знаю. Все прояснится.
– Прояснится к утру, – отец повеселел. – Проснусь живым – значит, не ошибся.
У Славика дрожь пробежала по спине от такого юмора.
– Жив ты будешь, – усмехнулся дядя Петя. – Не верю, чтобы ты перепутал. Да и одним листиком не отравишься. И вообще яд у веха в корнях.
– Не скажи, корова корни не ест, от листиков подыхает.
Не нравились Славику такие разговоры.
– Дядя Петя, мы сегодня видели птичку с оранжевой грудкой…
Дядя Петя сразу определил зарянку.
– Знакомая птаха, – он улыбнулся ласково. – Друг грибников. Ее и видишь чаще всего, когда опята собираешь. Сидишь тихо в зарослях, в ельнике, опят стрижешь – обязательно прилетит полюбопытствовать. Вид у нее такой озабоченный. С сучка на сучок перепрыгнет, хвостиком стрельнет, головку набок склонит посмотреть, чем это в ее угодьях занимаются. Поет весной на зорях – потому и назвали зарянкой. И на груди у нее кусочек зари.
Внимательно выслушал дядя Петя и про дятла.
– А ты что, Сергей, не знал, что дятел кричит? Еще как умеет: громко, пронзительно, гикает, как разбойник. Разбойник и есть. Синичье гнездо распотрошить, птенцов проглотить – ему ничего не стоит. А весной побарабанить любит. И дерево помузыкальней умеет подыскать. Кстати, надо примету проверить. Если летом без причины барабанит – быть дождю.
Славик не слушал. Расстроился. Бойкий дятел, знакомый с малых лет по книжкам лесной доктор уничтожает беспомощных птенцов… Невозможно было представить такое.
Он ничего не сказал дяде Пете.
Отец снова хлопотал у костра, втыкал палочки с рыбой.