Волчина позорный

— Вот как вы, Алёша Иванович, «волыну» пронесли в аэропорту, да ещё в Москве?

— Кого я перенёс? — выдохнул Русанов.

— «ТТ», — засмеялся Шура в голос. — Пистолет Тульского-Токарева, состоящий на вооружении в войсках. Вас в Шереметьево должны были арестовать и вести сегодня следствие, а послезавтра суд и «зона». Лет шесть.

— А там, в комнате, лежит футляр от него, — голос Русанова пока дрожал. — Мне его блатные сделали из тонкой свинцовой пластинки. Обернули свинцом пистолет. Рентген в аэропортах, они сами проверяли, пистолет не может определить, свинцом закрытый. Да и самого футляра совсем не видно. Пустое место как будто. Я собирался летом на отдых. На Чёрное море. А там, сами понимаете, юг. Туда все грабители летом туристов трясти отовсюду слетаются.

Ну, я через начальника колонии попросил достать мне «ТТ» и уберечь его от аэрофлотовского рентгена. Зеки сделали всё как надо. Ну, а сейчас его взял на всякий случай. Чужая страна. Но не затем, чтобы вас убить. Я вообще не думал, что вы меня тут найдёте. Тем более, за день.

Малович под руку вывел бухгалтера в комнату, и они сели на диван.

— Вот вы старше меня намного, — хлопнул его по плечу Шура. — Но от того, что вы мне противны, я буду общаться на «ты».

— Да ладно. Ничего. И я буду на ты, — кивнул Русанов. — Я тоже нежных уважительных чувств к тебе не имею.

Ромас в это время стоял на лестничной площадке и трясся. Он вообще был человеком испуганным надолго. Жена бросила его и, уходя, объяснила, что он трусливый, безвольный и беззащитный. Таким его водка сделала. И что умрёт он рано от испуга. Вот он и ждал на площадке, когда придёт смерть. Потому как очень испугался выстрелов. А воображение дополнило перепуг картиной плавающего в крови милиционера и разъярённого Алексея, дружка, который, раз уж начал, мог пришлёпнуть и его.

— Ромас, заходи, — позвал Алексей Иванович. — У нас всё миром обошлось. Иди домой.

Лусис вошел и сел на корточки напротив дивана.

— Корешу всё как есть рассказал? — Малович расстегнул вторую пуговицу рубахи и откинулся на спинку ворсистого дивана.

— Ну, — кивнул Русанов. — Ему можно.

— Во! — Малович прижал Алексея Иванович за плечо к себе так дружески, что несколько мелких косточек у бухгалтера хрустнули. — Ему просто можно. А мне так просто нужно! Необходимо просто. Понимаешь, Русанов, мне побоку твои подпольные дела. Я их трогать не буду. Клепайте лавэ пока Алма-Ата или Москва вас не застукают.

Может, наш ОБХСС возьмётся, но у тебя же там «свой» заместитель начальника. Значит, отмажетесь. Да и хрен с ними, с цехами «левыми». Я ловлю убийц. Сам ты не убийца. В меня вот не попал с полутора метров. А пять убийств из семи я раскрыл. Убийцы уже на шконках хлебают баланду. Но, Алексей, мил человек, блатные бы сами и не дёрнулись. Приказывал им убивать ты. Все трое, на которых висит пять «мокрух», написали, что приказывал и жертву называл ты. А? Или вру я тебе? На «пушку» беру?

Надолго задумался Русанов. Сигарету у Ромаса попросил и граммов двести водки. Курил он после выпивки, кашлял как туберкулёзник и сморкался в большой клетчатый носовой платок. Некурящим был Алексей Иванович. Но тут припёрло. Требовалось успокоиться.

— Ну, раз ты всё знаешь, так я тебе зачем? — удивился он и снял туфли. От водки тепло чересчур стало ногам.

— Не, ты меня или не понял, или много выпил и не врубаешься, — Шура развернул бухгалтера к себе лицом. — Убийств семь. Ты в это время напрягись и соображай. Я раскрыл пять. Осталось два. Тех пятерых решил чужими руками убрать ты. Это уже по суду прошло. А два последних, особенно Иванов, сами себя грохнули? Один даже горло себе перерезал и в Тоболе пять дней плавал, пока не выплыл на пляж.

— Этих не я приговорил, — Русанов отвернулся. — Шофера Кудряшова с завода кожезаменителей захотел грохнуть директор этого же завода Марченко. Он наш, в команде подпольной, но ещё и директор государственного предприятия. Кудряшов с кладовщиком заводским снюхались и вышло, что за квартал они вывезли пятьдесят семь тонн заменителя. Это по документам. А на самом деле девяносто три. Там столько как раз и было. Нам в цеха пятьдесят две через фабрику оформили. А все остальные они отвезли в Челябинск и на базаре всё за раз скинули. Директор потом «прижал» кладовщика, а тот назвал инициатором Кудряшова. Позвали его, шофера, так он всех обматерил и сказал, что у него в эти дни машина на ремонте стояла. Выяснили, что сбрехнул он. Сказали тогда, чтобы деньги вернул.

— Какие, — психанул Кудряшов — деньги? Не брал, мол, и всё.

— Тр-р-р! — остановил плавную речь Алексея Ивановича Шура. — Вот тут тормознём для прояснения деталей. То есть ты ездил к «куму» насчёт пятерых, а по убийству Кудряшова кто? Директор Марченко? Не Камалов же на «зону» пёрся. Это ему не по рангу. У вас что, любой работяга может приехать к главному палачу Серебрякову, «куму» зоны, и попросить у него убийцу?

— «Кум» сам был у Камалова. Он вызвал, Серебряков приехал.